Лаумулин М.Т. Ситуация в сфере борьбы с террористической и экстремистской деятельностью в Таджикистане (2017-2018 гг.)

Таджикистан – республика с самой трудной судьбой среди других государств Центральной Азии. Еще в советские времена это была союзная республика с самым низким уровнем жизни, высокой рождаемостью, недостаточно развитой инфраструктурой и высокой степенью сохранения традиционных и архаичных общественных институтов. В период перестройки именно в Таджикистане впервые в СССР появилась исламистская партия – Ислам Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ).

Формирование современной политической системы постсоветского Таджикистана

С 2002 года Душанбе начал проявлять самостоятельность во внешней политике: Таджикистан подписал договор о стратегическом партнерстве с США, стал оказывать сопротивление проникновению в свою экономику российского капитала, наращивать экономическое присутствие Китая и Ирана. В то же время, Таджикистан оставался в орбите пророссийских интеграционных процессов, будучи участником ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС.

В Таджикистане противостояние властей, олицетворявших старую советскую номенклатуру, и оппозиционных исламско-демократических и националистических партий и движений (Демократическая партия, Национально-демократическая партия «Растохез», ПИВТ, Лали Бадахшан) приобрело наиболее драматичный характер, вылившись в гражданскую войну. Добиться в ней перевеса оппозиции, имевшей изначально весьма ограниченную базу, не удалось. Не смогла она взять реванш и по завершении междоусобицы – при создании в 1997 г. Комиссии по национальному примирению и при легализации в 1999 г. деятельности политических партий. Президентские выборы 1999 г. выдвиженец ПИВТ Д.Усмон проиграл; неудачными (всего 2 места) стали для этой партии и парламентские выборы марта 2000 г.

Долгое время после окончания в 1997 г. гражданской войны правящей элите Таджикистана удавалось проводить собственную политическую линию, эксплуатируя страхи населения по поводу возможности возобновления межтаджикского вооруженного противостояния. На руку правительству играло и то, что полевых командиров и лидеров оппозиции удалось вытеснить с политической арены, а оставшиеся оппозиционеры из ПИВТ не играли заметной роли в политике.

В силу объективных причин тенденция по формированию сильной президентской власти затронула Таджикистан гораздо позже других центральноазиатских республик. Это было связано со слабой институционализацией власти после гражданской войны и отсутствием достаточных финансово-экономических ресурсов у правящего режима. Однако со временем правящая элита Таджикистана активно включилась в процесс консолидации власти и особенно – усиления ее исполнительной ветви. 22 мая 2016 г. в Таджикистане прошел референдум по внесению в конституцию изменений (41 поправка).Наиболее существенными из них стали снятие ограничений на количество сроков правления президента и снижение возраста для кандидатов в президенты, что позволит на следующих президентских выборах, которые планируется провести в 2020 г., вновь выставить свою кандидатуру действующему президенту Эмомали Рахмону.

Закон «Об Основателе мира и национального единства – Лидере нации», подписанный в 2015 г.и принятый в 2016 г.в новой редакции, дает особые права президенту и членам его семьи и наделяет действующего президента особым статусом – основателя независимого Таджикистана. Наряду с наращиванием действующим президентом властных полномочий, упрочением властной вертикали, совершен­ствованием управленческого аппарата, происходит укрепление провластных институтов, что проявилось, в частно­сти, в образовании пропрезидентской Народно-демократической партии Тад­жикистана (НДПТ) – типичной «пар­тии власти», сросшейся с государствен­ным аппаратом.

Укрепление вертикали власти в Тад­жикистане нацелено, во-первых, на со­хранение полномочий в руках правя­щего клана, а во-вторых – на предот­вращение развития политического процесса в Таджикистане по пессими­стическому сценарию (массовые анти­правительственные выступления или вооруженные бунты), учитывая мас­штаб существующих в Таджикистане проблем в социально-экономической сфере, отличающейся крайним небла­гополучием. Именно там накаплива­ется негативный потенциал, который способен привести республику к взры­ву Угроза может исходить также от внеш­него фактора – скрывающихся на тер­ритории Афганистана боевиков из числа таджикских оппозиционеров-ради­калов исламистского толка и наращи­вающей свои силы на сопредельном с ЦА афганском Севере запрещенной в России террористической структу­ры «Исламское государство». И все же вероятность не­гативного сценария для Таджикистана выглядит проблематичной, хотя бы, по­тому что система государственной вла­сти все еще сохраняет там достаточную для поддержания стабильности устой­чивость.

Весьма немногочисленная оппо­зиция в Таджикистане, представлен­ная в основном небольшой группой правозащитников, не оказывает су­щественного влияния на политиче­ский процесс. Но власть терпит их, чтобы на международной арене соз­давать Таджикистану благоприятный имидж. Другое дело – исламская оппо­зиция, действующая по большей части в глубоком подполье либо из-за грани­цы (Афганистан). У нее есть некото­рый шанс перехватить протестный по­тенциал в выгодном для себя направ­лении, использовать социальные про­блемы для антиправительственной борьбы. Однако этой части оппозиции противостоит сильная государствен­ная машина, учитывая, что власть опасается даже «легальной» ислам­ской оппозиции. Об этом говорит за­прет в августе 2015 года достаточно уме­ренной по своим политическим уста­новкам ПИВТ, которая до того была представлена в парламенте республи­ки несколькими депутатами. Партию лишили возможности распростра­нять информацию, закрыв ее типо­графию якобы за нарушение санитар­ных норм. Штаб-квартира ПИВТ была опечатана и закрыта, а руководитель партии М.Кабири перебрался в Стамбул. В сентябре 2015 г. Верхов­ный суд Таджикистана объявил ПИВТ (насчитывавшую к тому времени око­ло 40 тыс. сторонников) «экстремистской террористической организацией» и запретил ее деятельность.

В Таджикистане разногласия между региональными элитами, проявившие­ся до и после межтаджикского конфлик­та, в настоящее время приглушены.Од­нако кланово-региональный характер политической системы республики по-прежнему определяет поведение ее по­литической элиты. Религиозная оппози­ция здесь также сформирована по кла­новому принципу и ориентирована, главным образом, на страны исламско­го мира. Питательной средой для сохра­нения клановости в политической сфе­ре является социально-экономический дисбаланс между регионами (Ходжант, Памир, Каратегин, Гарм, Куляб), кадро­вая политика в центре и на местах, когда преимущества при назначении на госу­дарственные должности имеют предста­вители родственных носителям властных полномочий кланов.

Таджикская Концепция внешней политики также приоритетные позиции в сотрудничестве отводит соседним государствам региона. «Таджикистан является сторонником дальнейшего расширения позитивного, многовекового и созидательного опыта дружественного сосуществования народов Центральной Азии». Однако отдельно оговаривается лишь взаимодействие с Узбекистаном. В Национальной стратегии развития до 2030 г. прописаны активизация региональной экономической интеграции и формирование современной международной транзитной инфраструктуры, которая может смягчить последствия географической удаленности страны и позволяет повысить конкурентоспособность национальной экономики и ее инвестиционную привлекательность.

Феномен таджикского исламизма и угроза терроризма

В каком бы аспекте исследователь ни рассматривал политическую ситуацию в Таджикистане в течение последних 25 лет, перед ним неизбежно возникает необходимость говорить об исламе. Исламизм проник в Таджикистан несколько раньше, чем во все остальные советские мусульманские республики. Это было связано с тем, что в большинстве труднодоступных и горных районов, в отличие от таких крупных городов, как Душанбе, Ленинабад (совр. Худжанд), Курган-Тюбе, Куляб, ислам оставался важным духовным устоем жизни населения. Высокая степень религиозности населения в условиях постоянного притеснения религиозных свобод и господства атеистической государственной политики порождала недовольство существующими общественными и материальными сторонами жизни со стороны наиболее бедных слоев населения Таджикистана, проживавших в сельской и горной местности.

Таким образом, Таджикистан во все годы существования СССР оставался рудиментом религиозности, потенциал которой был использован в политических целях после 1991 г. В Таджикистане даже в годы наиболее активной борьбы с религией велась подпольная религиозная проповедь и сохранялось неформальное религиозное образование.

В конечном итоге, суть политического конфликта и гражданской войны в Таджикистане 1992–1997 гг. выкристаллизовалась в противостояние сил демоисламистского религиозного и номенклатурного коммунистического блока. Иными словами, сторонники исламистского государства выступили против защитников светского государства, и перед Таджикистаном встал вопрос о том, какая идеология одержит верх в этом кровавом противостоянии.

Исламизм в Таджикистане существовал и существует не только в виде ПИВТ. Следует согласиться с мнением ряда политологов, что по мере того как эта партия переходила на более умеренные позиции и парламентские принципы деятельности, многие радикально настроенные исламисты стали ориентироваться не на ПИВТ, а на экстремистские и запрещенные организации типа Хизб ат-тахрир аль-ислами, Исламское движение Узбекистана (ИДУ), ИГИЛ и некоторые другие.

Эксперты отмечают, что среди стран постсоветской Центральной Азии в Таджикистане наиболее высок уровень террористической опасности. Как показали  события в Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО), граничащей с Киргизией и Афганистаном, там произошла радикализация местной оппозиции, которая готова к открытому вооруженному противостоянию с правящим режимом. К тому же, слабо контролируемая центральной властью ГБАО является важным пунктом на путях наркотрафика. противостоянии террористической угрозе Таджикистан рассчитывает на помощь союзников по ОДКБ и ШОС. В частности, в обеспечении обороноспособности Таджикистана важную роль играет 201-я российская военная база, входящая в КСБР. Тем не менее, и в определении ее правового статуса возникали сложности. Так, в июле 2012 г. Россия заявила о выдвижении таджикской стороной неприемлемых условий продления аренды базы и приостановила ее финансирование. Тем не менее по итогам переговоров между Россией и Таджикистаном срок пребывания базы был продлен до 2042 г. Помимо этого, в Таджикистане размещен такой российский военный объект, как находящийся близ Нурек оптико-электронный комплекс «Окно» системы контроля космического пространства, подчиненный ВКС РФ.

Следует отметить, что правительство РТ в последние 5-7 лет усилило борьбу с экстремистскими группировками. В конце 2010 – начале 2011 г. местные силовики провели крупную операцию по уничтожению боевиков в Раштской долине. В конце июля 2012 года в городе Хорог, административном центре Горно-Бадахшанской автономной области, была проведена спецоперация по обезвреживанию группировки Т.Айембекова, которая причастна к убийству генерала спецслужб, начальника управления Госкомитета национальной безопасности по ГБАО А.Назарова. Как сообщил глава МВД республики, генерал-лейтенант милиции Р.Рахимзода, преступники прошли подготовку в спецлагерях в одном из зарубежных государств и планировали взорвать ряд стратегически важных промышленных объектов в Таджикистане.

Чуть ранее, 12 ноября 2014 г. правоохранительные органы республики обезвредили группу экстремистов из 12 человек. Все ее участники были членами террористической группировки «Джамоати Ансаруллох» и вербовали сограждан для участия в джихаде в Сирии. В конце ноября 2014 г. в Таджикистане были задержаны 20 террористов, которые готовили диверсионные акты на севере страны. Все преступники были членами группировки «Исламское движение Узбекистана». При обыске у задержанных обнаружили т.н. «пояса шахидов», взрывчатку, детонаторы и экстремистскую литературу.

В связи с этими событиями в 2014–2015 гг. была проведена еще более жесткая кампания по борьбе с «религиозным экстремизмом». В частности, представители правительства присутствовали на проповедях в мечетях и там, где проповеди были сочтены излишне радикальными, мечети закрывались (чаще всего, помещения затем передавались различным культурным центрам). Всего было закрыто около 2000 мечетей. Только в районе Абдурахмани Джоми (Хатлонская область) было закрыто 50 мечетей.

Во всех городских центрах предпринимались жесткие меры по обеспечению антирелигиозного «дресс-кода» – административной кодификации подверглись одежда, например, ношение женщинами платков, ношение бород мужчинами и т.п. Осенью 2015 г. началась кампания по борьбе с женщинами-проповедницами, поскольку их деятельность также была сочтена, в принципе, способствующей распространению экстремизма.

В 2015 г. одним из вопиющих фактов проявлений экстремизма стало дезертирство и уход в «Исламское государство» в Сирии и Ираке полковника ОМОН Г.Халимова. В своем видеообращении он заявил, что находится в Сирии, где будет «бороться за права мусульман», и обещал вернуться в Таджикистан, чтобы установить там законы шариата.

Осенью 2015 г. произошел военный мятеж, который возглавил заместитель министра обороны генерал-майор А.Назарзода. Во время него в двух террористических атаках в Таджикистане погибли 17 членов движения возрождения ОТО. После подписания мирного соглашения в 1997 г. он был введен в ряды вооруженных сил Таджикистана по 30-процентной квоте военнослужащих. Атаки были проведены в Душанбе и Вахдате, бывшем Орджоникидзеабаде — городе в 20 км к востоку от Душанбе. Сам А.Назарзода был членом ПИВТ и бывшим полевым командиром Объединенной таджикской оппозиции (после мятежа ПИВТ была запрещена, хотя сами ее руководители утверждали, что структуры партии к мятежу причастны не были).

Необходимо отметить, что в Таджикистане, как и в других странах, при вербовке в ИГ основной упор делается на Интернет. В стране сегодня насчитывается около 3 млн. пользователей Интернета, из которых свыше 80% через социальные сети получают доступ к материалам экстремистского характера. В целом можно констатировать, что ситуация в Таджикистане в плане угрозы религиозного экстремизма и терроризма является наиболее напряженной в ЦА. События конца августа – начала сентября 2015 г. лишь подтверждают это. Первопричиной их стало нарастание исламского радикализма.

Особую опасность отмеченные тенденции представляют ввиду соседства Таджикистана с нестабильным Афганистаном, где примерно на 60% приграничных территорий идут бои правительственных сил с талибами и другими радикальными исламистскими группировками. При этом граница практически не охраняется, контроль над ней во многих местах крайне слаб (в том числе, в отношении наркотрафика). Силы, осуществляющие прикрытие пограничников, малочисленны, особенно после перевода в Душанбе Кулябского полка российской 201 базы.

По мнению индийских военных экспертов, в террористических «атаках» в штате Джамму и Кашмир участвуют «бойцы» Исламского движения Узбекистана, также «инсургенты» из Таджикистана и СУАР КНР. По мнению индийских военных экспертов, в террористических «атаках» в штате Джамму и Кашмир участвуют «бойцы» ИДУ, также «инсургенты» из Таджикистана и СУАР КНР.

По мнению экспертов, то ситуация в Таджикистане выглядит все более тревожно. Косвенным признаком чего можно рассматривать решение России выделить Таджикистану военную помощь на общую сумму в $1,2 млрд. Учитывая то, что военный бюджет РТ в 2013 году составлял всего $170 млн. Пока, правда, нет точных данных о том, что именно будет передано Таджикистану, размер вооруженных сил которого не превышает 9 тыс. человек, в рамках данной помощи. Российская же 201 военная база располагает личным составом в 7,5 тысяч человек и дислоцируется в городах  Душанбе, Куляб и Курган-Тюбе.

В феврале 2016 г., по информации таджикских спецслужб, в непосредственной близости от таджикско-афганской границы было сконцентрировано до тысячи боевиков «Исламского государства». Очевидно, что угроза вторжения террористов в Таджикистан рассматривается именно со стороны Афганистана, где группировки ИГ уже имеют довольно широкую сеть. Пока озвученного числа боевиков недостаточно, чтобы вести масштабные боевые действия против военного контингента РФ и Таджикистана, однако численность группировок постоянно растет. Таджикско-афганская граница, протяженность которой составляет 1206 км, на данный момент не является эталонной по охраняемости, через нее налажен стабильный наркотрафик (контролируемый «Талибаном», а теперь и ИГ), а также переправка нелегальных мигрантов. Учитывая сведения о вербовке новых адептов ИГ среди таджиков, можно предположить, что в случае прямого вторжения на территорию Таджикистана террористы смогут довольно оперативно пополнять свой личный состав, хоть качество таких рекрутов и будет на начальном этапе не самым высоким.

Мнения местных экспертов по поводу действия террористов на территории Таджикистана разделились. Одни считают, что «Исламскому государству» даже при самом благоприятном раскладе не удастся продвинуться вглубь территории страны и захватить хоть сколь-нибудь значимые объекты. Другие же, наоборот, слабо верят в оборонительные способности Таджикистана. К примеру, главный редактор кулябской газеты «Пайк» А.Иброхим считает опасность вторжения ИГ в свою страну серьезной и что исламисты за два дня могут захватить Таджикистан.

Следует отметить, что одним из важных объектов в Таджикистане, который может интересовать террористов, является Сарезское озеро. Дело в том, что оно является потенциально опасным для 6 млн человек, проживающих на территории Таджикистана, Узбекистана, Афганистана, Киргизии и Туркменистана: в случае разрушения естественной плотины может произойти слив вод озера (образовавшегося в начале ХХ века в результате землетрясения) и затопление огромной по площади территории. По утверждениям экспертов, плотина может быть разрушена как в случае землетрясения, так и при участии человека. Не исключена возможность использования подобной угрозы в целях шантажа международного сообщества.

Место и роль ПИВТ в политической системе

Связи, сохранявшиеся между оставшимися членами ПИВТ и перебежчиками в экстремистские и запрещенные организации, давали правоохранительным органам повод все чаще обвинять партию в причастности к террористической деятельности и арестовывать ее членов несмотря на то, что многие западные правозащитные организации признавали эти действия властей Таджикистана нарушениями свобод и прав человека. К началу 2010 гг. стало очевидно, что исламизм в Таджикистане терпит поражение, и это позволило ужесточить свое отношение ПИВТ бессменному президенту Э.Рахмону.

По заявлениям лидеров ПИВТ, власти нарушали взятые на себя обязательства, постепенно вытеснили из правительственных структур тех исламистов, которые вошли в них по 30-процентной квоте, не говоря о многочисленных случаях физических расправ и уголовных преследований сторонников ПИВТ. Кроме того, власти предприняли серьезные меры по установлению государственного контроля над религиозной деятельностью в республике. Одновременно была усилена борьба с проявления- ми религиозного экстремизма и международного терроризма.

С началом 2000-х гг. в Таджикистане, как и в некоторых других странах ЦА, был составлен список международных, региональных и республиканских запрещенных террористических организаций, в основном состоящий из экстремистских, джихадистских и террористических группировок исламистской направленности. С 2015 г. после поражения ПИВТ на парламентских выборах стало очевидно, что судьба ПИВТ как политического института была предрешена, а бегство из страны ее председателя М.Кабири в марте 2015 г. стало свидетельством того, что партия потерпела окончательное фиаско в жесткой политической борьбе не только с официальными республиканскими властями, но и с теми внешними силами, которые были заинтересованы в подавлении любых проявлений исламизма на постсоветском пространстве в целях борьбы с религиозным экстремизмом и международным терроризмом.

Окончательная точка в истории ПИВТ была поставлена в августе 2015 года, когда за процедурные нарушения, связанные с деятельностью местных отделений, Министерство юстиции республики потребовало от ПИВТ прекращения ее политической деятельности, а после неудавшейся попытки государственного переворота, предпринятой заместителем министра обороны РТ А.Назарзода, власти заявили о причастности к ней ПИВТ. В конечном итоге, 29 сентября 2015 г. решением Верховного суда Республики Таджикистан эта партия была признана террористической и запрещенной.

Запрещение ПИВТ стало логическим следствием глобальной тенденции, которая выражается в противодействии распространению любых идей исламизма в мировом пространстве. Эта борьба идет практически во всем мире, но особенно ярко это проявляется на постсоветском пространстве. Таджикистан оставался единственным постсоветским государством, где до 2015 г. действовала официально и была представлена в парламенте исламистская партия ПИВТ. Необходимо признать, что и сама политическая деятельность ПИВТ способствовала утрате ее популярности среди населения, начиная с момента возрождения ее политической деятельности в 1999 г. Об этом свидетельствует резкое снижение числа голосовавших за нее на парламентских выборах 2015 г.

По словам лидера ПИВТ М.Кабири (в середине 2018 г.), идея нового национального договора как компромисса между конструктивными оппозиционными, реформаторскими силами и представителями «несемейной» части правящей элиты Таджикистана станет ядром новой политической доктрины ПИВТ и всей оппозиции.

Тем не менее, опасность активизации подпольных и запрещенных исламистских организаций остается вполне реальной. Если в какой-либо из этих стран произойдет резкое ухудшение экономического положения на фоне политической борьбы за власть, то не исключаются события, аналогичные «цветным» революциям по типу «арабской весны». Неизменными остаются угрозы распространения исламизма под влиянием внешних факторов, в первую очередь – Афганистана.

В июле 2018 г. в Таджикистане произошел теракт. Погибли иностранные туристы, путешествующие по республике на велосипедах. Власти страны квалифицировали инцидент как «нападение». Генпрокуратура возбудила уголовное дело. МВД Таджикистана обвинило Партию исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) в причастности к гибели людей. Между тем накануне ответственность за теракт взяло на себя запрещенное в РФ «Исламское государство» (ИГ). Инцидент произошел на автотрассе Душанбе–Куляб 29 июля. Автомобиль наехал на группу из семи туристов, которые путешествовали на велосипедах. На видеокадрах в Интернете видно, что машина, сбившая туристов, развернулась и повторно наехала на них. Затем, по словам министра внутренних дел Таджикистана Р.Рахимзода, сбитых велосипедистов добили ножами.

По обновленной совместной версии МВД и Госкомитета национальной безопасности (ГКНБ), преступление совершено людьми, связанными с ПИВТ и учившимися в Иране. Как отмечают наблюдатели, в стремлении подавить любые оппозиционные проявления руководство Таджикистана даже не удосуживается принять во внимание тот факт, что Иран является одним из ведущих акторов борьбы с ИГ. Впрочем, иранофобия и заметная в последнее время шиитофобия, как и устойчивая на протяжении этих же лет саудофилия – это уже утвердившиеся тренды политики официального Душанбе. По их словам, после запрета и репрессий ПИВТ можно считать маргинальной группой, реальную же опасность представляет активное участие саудитов в религиозной жизни страны, которых в своих целях поощряет руководство Таджикистана.

Данные обвинения официальный Душанбе повторил на заседании ОБСЕ по человеческому измерению в Варшаве в сентябре прошлого года. Накануне заседания официальный Душанбе через государственное агентство «Ховар» предупредил о возможности закрытия миссии ОБСЕ в республике, если в мероприятии примут участие представители ПИВТ. Однако ОБСЕ, Интерпол и другие международные институты отказались признавать членов ПИВТ преступниками и назвали причины их преследования чисто политическими. 9 сентября в Варшаве создали коалицию четыре оппозиционные группы. В Национальный альянс Таджикистана (НАТ) вошли ПИВТ, «Конгресс свободомыслящих Таджикистана», «Реформа и развитие Таджикистана» и «Конгресс мигрантов Центральной Азии». Но, как заметил М.Кабири, двери коалиции открыты и для других политических групп.

Ситуация вокруг Горно-Бадахшанской автономной области

Горно-Бадахшанская автономная область (ГБАО) – регион, в основном заселенный памирцами, находится в географической изоляции от остальных районов Таджикистана и соединён со столицей Душанбе только дорогой через Гарм (региональный центр), построенной в советское время. Памирцы всегда были автономны от центральной власти в Душанбе. У них другой язык (а точнее, целый набор языков – шугнанский, ваханский и т. д.), который значительно отличается от таджикского, другая религия (а отличие от таджиков-суннитов, памирцы – шииты-исмаилиты). Географическое положение ГБАО в труднодоступном горном районе на границе с Афганистаном обусловило и другую особенность – Памир долгое время был стратегически важным регионом.

Тогда же в сентябре 2018 года президент РТ Э.Рахмон потребовал от руководства ГБАО в течение месяца восстановить закон и порядок в регионе. В Хорог стянуты дополнительные правительственные воинские подразделения. Глава государства обвинил силовиков области в бездействии и сотрудничестве с местными наркогруппировками. Для борьбы с криминалом Рахмон призвал использовать вооруженные силы страны. Население области было обеспокоено тем, что власти готовятся к проведению в ГБАО силовой операции, аналогичной «однодневной войне» 2012 года, которая унесла жизни 21 мирного жителя и более 200 солдат таджикской армии.

Э.Рахмон в рамках празднования в Таджикистане Дня независимости посетил Памир. В Хороге по случаю приезда президента был устроен военный парад с участием около 3,5 тыс. таджикистанских военных, в том числе переброшенных из других регионов. На собрании областного актива президент жестко раскритиковал чиновников за криминальную ситуацию в ГБАО и назвал «бессовестными» все структуры органов внутренних дел, прокурора области и председателя областного суда, которые не могут обеспечить борьбу с наркотрафиком, организованной преступностью и незаконным хранением оружия. Распоряжение расправиться с преступностью в течение месяца он отдал 15 сентября руководителю ГБАО Ш.Джамшеду, председателю Госкомитета национальной безопасности C.Ятимову и главе МВД Р.Рахимзоде.

Президент потребовал, чтобы ни одно преступление на территории ГБАО не оставалось ненаказанным, в крайнем случае, предупредил он, все руководители силовых структур будут уволены. Заявление президента вызвало неоднозначную реакцию в памирском обществе. Специалисты обращают внимание на тот факт, что демарш президента удивителен тем, что по Памиру зафиксирован наименьший процент наркотрафика по сравнению с другими регионами. Большую озабоченность вызывает и речь президента об оружии. Они делают предположение о том, что на Памире готовится проведение очередной спецоперации. Президент давно хотел укрепить свои позиции в этом регионе и решил сделать это сейчас, чтобы обезопасить себя в преддверии президентских выборов, которые намечены на 2020 год.

По словам экспертов, власть помнит, что в 2012 году, после проведенной в Хороге зачистки, ей пришлось пойти на компромисс. Тогда одним из условий прекращения боевых действий была, с одной стороны, сдача оружия местным населением, с другой – вывод правительственных войск с территории Бадахшана. Поводом для спецоперации было убийство генерала спецслужб А.Назарова. Сегодня власти даже не стали придумывать повод для недовольства Бадахшаном. Они собрали в один кейс преступления, совершенные в ГБАО за последние 5 лет, и представили его как главное доказательство разгула криминалитета и процветания наркобизнеса. Хотя, по статистике, уровень преступности в ГБАО и в республике в целом не отличается. Это муссировалось специально для того, чтобы решить свои политические вопросы.

Эксперты считают, что практически все силовые акции руководства Таджикистана в последние годы, позиционируемые как антикриминальные, имеют в той или иной степени политическую подоплеку, направлены на устранение действующих и все чаще потенциальных оппонентов власти. В полной мере это относится и к Горному Бадахшану, где эта ситуация может усугубляться еще и стремлением населения ГБАО и местной элиты к действительной, а не формальной автономности в составе Таджикистана.

Население ГБАО и в советское время отличалось довольно высоким уровнем образованности, в последующий период и к настоящему времени это обстоятельство только усилилось при помощи Фонда Ага-хана. Уровень гражданской активности населения на Памире высок, и это обстоятельство не может устраивать центральную душанбинскую власть, последовательно монополизирующую все политическое пространство в республике. И официальная «борьба с криминалитетом», будучи в реальности направлена на зачистку инакомыслия и любой несанкционированной общественной активности, заодно выполняет функцию передела сфер контроля в криминальном и теневом секторах местной экономики.

Население ГБАО, исповедующее исмаилизм, трудно обвинить в религиозном радикализме, как это стало модно у руководства республики по отношению ко всем оппозиционерам, поэтому формальным поводом для очередного переформатирования отношений между Хорогом и Душанбе объявлена криминальная тема. На Памире, как и в других контекстах, ряд этих мер вызывает и такие неоднозначные последствия, как расслоение общества. На людей, в той или иной степени связанных с НПО (более привилегированных, как Фонд Ага-хана) и не связанных с НПО и сохраняющих худшие стартовые условия. В этом смысле религиозные, в т. ч. умеренные мусульманские, НПО вполне укладываются в неолиберальный проект, несмотря на то, что сохраняют и претендуют на определенную аутентичность.

Ситуация в ГБАО оставалась крайне напряженной. 16 октября 2018 г. истек срок ультиматума президента Э. Рахмона, потребовавшего восстановить в крае закон и порядок. В противном случае начнется спецоперация против криминалитета. Гражданские активисты призывают власти к диалогу, чтобы не допустить повтора событий 2012 года, когда в ходе спецоперации погибли мирные жители. Также были переброшены дополнительные армейские подразделения и ОМОН. В центре Хорога и на въезде в ГБАО были установлены блокпосты, на которых дежурство вели сотрудники ОМОНа. По ночам город патрулировали бронированные машины.

Паника в области нарастала. Кроме того, в ГБАО недовольны тем, что на фоне экономических проблем, социально-экономической деградации власти демонстрируют военную силу, перебрасывают войска и устраивают военные парады. За месяц проведения операции по наведению порядка сообщалось, что были собраны оружие и патроны в большом количестве. Но опять, же не было названо, ни одного имени, у кого было изъято это оружие. Свою версию событий на Памире предложил живущий в эмиграции оппозиционер, глава исполкома Форума свободомыслящих Таджикистана (ФСТ) и зампред Национального альянса Таджикистана А.Шерзамонов, который предположил, что таджикские силовики намерены взять под свой контроль местный наркотрафик, а борьба с преступностью – просто формальный повод для этого.

Влияние США на международное положение и безопасность РТ

Интерес американской дипломатии к Таджикистану традицион­но обусловливают два основных фактора. Первый – близость к Афганистану (ИРА). Республика имеет с ним самую протяженную среди постсо­ветских государств границу в 1344 км, а таджики составляют вторую по численности этническую группу в ИРА. Второй – союзнические отноше­ния с Россией. В Таджикистане размещена 201-я военная база – самый крупный военный объект РФ за пределами ее национальной территории. В связи с этим анализ стратегии Вашингтона в отношении Душанбе представляется важным как в контексте геополитического противостояния с Москвой, так и с точки зрения эволюции американской политики на Среднем Востоке. После вывода основной части американского контингента из ИРА в 2014 г. начался современный этап развития отношений, который характеризуется посте­пенным сокращением двусторонних программ как по интенсивности, так и по содержанию.

За более чем четверть века первые лица США и РТ не совершали взаимных государственных и официальных ви­зитов. Их краткие встречи имели место в основном на «полях» между­народных форумов, последним из которых был саммит США и стран исламского мира в Саудовской Аравии в мае 2017 г. В период с 2010 по 2016 г. по инициативе Вашингтона проводились ежегодные двусторонние консультации. На них обсуждалась практическая реализация конкретных проектов сотрудничества на уровне министерств и ведомств. Всего состоялось 6 раундов таких переговоров. Договорно-правовая база двусторонних отношений развита слабо. По данными Офиса юридического советника Госдепартамента, всего между странами действуют 10 соглашений.

США финансируют в РТ деятельность раз­ветвленной сети общественных, информационных и гуманитарных орга­низаций. Формально они призваны развивать демократию и рыночную экономику, но на практике часто вмешиваются во внутренние процессы и продвигают внешнеполитические инициативы Вашингтона. Эти структу­ры активно работают в республике с начала 1990-х гг., когда между США и РТ было заключено Соглашение о сотрудничестве в целях содействия оказанию гуманитарной и технико-экономической помощи. Основные получатели американских грантов – транснациональные западные НКО и СМИ. В Таджикистане активны Фонд Сороса, радио «Свобода», Фонд Ага-хана, Институт войны и мира, Фонд Евразия, «Интерньюс» и ряд других. К исполнению проектных заданий на местах они привлекают таджикские организации различного профиля: информагентства, социологические службы, учебные заведения, трудовые ас­социации, юридические фирмы, этнорелигиозные общины и т.д. Всего в РТ зарегистрировано 3 тыс. некоммерческих организаций.

Масштабы финансовых вливаний Вашингтона в «мягкую силу» можно оценить лишь приблизительно. Совокупные расходы USAID в Таджикистане с 1991 г. превышают $450 млн. В таджикском обществе сильны исламские традиции, тогда как ста­новление гражданских институтов там идет медленно. После серии «цвет­ных революций» на постсоветском пространстве в сер. 2000-х годов РТ применяет более жесткое законодательство о НКО и последовательно расширяет контроль над этой сферой со стороны государства. В силу размеров своей экономики и географической изолированности Таджикистан не представляет заметного интереса для США как торгово-инвестиционный партнер. то же время западные учреждения постепенно уступают роль глав­ного кредитора РТ Китаю. В период с 2007 по 2017 г. их доля в общем объеме внешнего долга РТ сократилась с 61 до 25 %, хотя сам долг вырос с $1,07 до $2,9 млрд. Как результат, уменьшилось и влия­ние США на финансовую сферу республики.

Перечисленные инструменты США используют для противодействия контактам с Россией, сохранения своего влияния в регионе как части «глобального лидерства». Необходимость «снижения эконо­мической зависимости Центральной Азии от России» прямо закреплена в бюджетных документах внешнеполитического ведомства США. Прежде всего, на этом треке оно противодействует вхождению Таджикистана в ЕАЭС. Различными способами Вашингтон «торпедирует» проект с 2010 г., когда встал вопрос о присоединении РТ к «таможенной тройке» РФ, Беларуси и Казахстана. Лояльные ему НКО и СМИ ведут активную информационную кампанию по дискредитации объединения. В этом же ключе американцы используют механизмы ВТО.

Помимо этого, в 2011 г. американская дипломатия выдвинула альтер­нативный интеграционный проект – концепцию Нового шелкового пути (НШП). В ее основе лежит идея объединения Центральной и Южной Азии в единый экономический макрорегион, в сердце которого находится Афганистан. Стратегия подразумевает формирование инфраструктуры от бывших советских республик через ИРА в Индию и Пакистан, а так­же минимизацию торговых барьеров между ними. Предполагается, что в совокупности это ослабит ориентацию государств ЦА на Россию и Ки­тай и снизит потребность Кабула во внешних дотациях. На практике США реализовали лишь несколько ло­кальных проектов в рамках указанной инициативы. Таким образом, попытки Вашингтона влиять на выбор Таджикиста­ном интеграционных предпочтений очевидно диссонируют с реальным вкладом США в хозяйственную жизнь территории и нацелены не столь­ко на прогресс региона, сколько на подрыв его кооперационных связей с Россией.

Основное взаимодействие США и Таджикистана строится вокруг вопросов безопасности. Первоочередной интерес для Вашингтона в этой области представляют поддержка операций западной коалиции в Афганистане, борьба с наркотиками, нераспространение оружия массового уничтоже­ния и подготовка по стандартам НАТО отдельных подразделений высо­кой боевой готовности. В качестве первого вклада в объявленную Западом войну с международным терроризмом Душанбе разрешил пролеты через свое воздушное пространство американской боевой и транспортной авиации. С декабря 2001 по октябрь 2014 г. аэропорт в Душанбе использова­ли ВВС Франции. Министерство обороны США тоже рассматривало республику как потенциальную площадку для дислокации собственных военных объектов. В 2001 г. Соединенные Штаты и Таджикистан достиг­ли договоренности об открытии американской военной базы в Кулябе и выдворении оттуда российского контингента. Но Пентагон отказался от сделки, отдав предпочтение Бишкеку, где была более удобная инфра­структура. В 2006 г. американская сторона повторно поставила вопрос о базе и на этот раз получила отказ уже от Душанбе.

В феврале 2009 г. Таджикистан присоединился к Северной сети поставок (ССП) – системе транспортных коридоров для снабжения группи­ровки ВС США в Афганистане через государства, лежащие к северу от театра боевых действий. Участие в ССП сулило стране транзитные сбо­ры, и против него не возражали члены ОДКБ. Тем не менее, на практике таджикский участок ССП оказался востре­бован мало. Из-за плохих коммуникаций он пропускал не более 5–10 % общего объема перевозок на пике в 2011-2012 гг.

Вторым по значимости пунктом в двусторонней повестке в сфере безопасности следует противодействие торговле наркотиками. Подходы США к этой проблеме имеют особую специфику. В отличие от Колумбии, откуда кокаин поступает на американский внутренний рынок, Вашингтон не использует в Афганистане наиболее действенный способ борьбы с наркоугрозой – ликвидацию плантаций. В результате с 2002 по 2017 гг., т.е. уже в период оккупации страны амери­канскими войсками, площади незаконного культивирования мака там рас­ширились с 74 тыс. до рекордных 329 тыс. га, а опиумное производство достигло 9 тыс. т (свыше 80% мирового производства). Существенная часть этого «зелья» (по разным оценкам, от 25 до 40 %) переправляется по «северному маршруту» через Таджикистан в Россию и Европу. В 2005 г. США политически, информационно и фи­нансово поддержали вывод из РТ группы погранвойск РФ, что на деле привело к сокращению объемов изымаемого на таджикско-афганской границе героина. Затем они активно выступили за взаимное раскрытие рынков, отказ от «избыточных» мер пограничного контроля и расшире­ние транспортной инфраструктуры между Афганистаном и его центрально­азиатскими соседями.

В самом Таджикистане американская сторона стала концентрировать усилия на оказании материально-технической помощи государственным органам, ответственным за борьбу с наркотрафиком. Прежде всего под опеку США попало Агентство по контролю за наркотиками (АКН) при президенте РТ. Вашингтон содействовал институциональному становле­нию этого ведомства с момента его учреждения в 1999 г., в том числе выплачивал внешние стимулирующие надбавки к заработной плате сотрудникам. В настоящее время США курируют в АКН отдельное подразделение, личный состав которого проходит проверку на полиграфе у американских специалистов и участвует в совместных с ними расследованиях.

Всего на цели противодействия наркотикам в Таджикистане США выделили более $200 млн. к 2017 г. По объему такой помощи РТ лидирует среди всех государств ЦА. Ассигнования предостав­ляются в рамках нескольких программ Госдепартамента и Пентагона. Основные из них – «Международный контроль над наркотиками и право­охранительная деятельность» и Программа по борьбе с наркотиками Центрального командования ВС США. Во внешнеполитическом ведомстве Соединенных Штатов за их реализацию отвечает Бюро по вопро­сам международного контроля за наркотиками и охране правопорядка. К исполнению привлекаются также Управление по борьбе с наркотиками при Министерстве юстиции США и ФБР, которые имеют в РТ своих представителей. Речь о прямой передаче денег в большинстве случаев не идет. В адрес ведомств Таджикистана осуществляются поставки американского обору­дования (транспорта, связи, лабораторных систем) и организуется профподготовка личного состава силами американских экспертов. Трениро­вочные курсы проводятся на местах (в частности на базе учрежденного в мае 2009 г. Пограничного колледжа ОБСЕ в Душанбе) и с выездом в зарубежные образовательные центры.

Часть американских дотаций идет на финансирование многосторон­них программ, таких как ЦАРИКЦ – Центральноазиатский региональный информационный координационный центр по борьбе с незаконным обо­ротом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров. Он учрежден в 2004–2006 гг. в Алматы для сбора и анализа информации по трансграничной наркопреступности. Его участниками являются республики ЦА, РФ и Азербайджан, но финансовую поддержку оказывают страны НАТО, включая США. Резюмируя, следует признать Вашингтон главным зарубежным доно­ром антинаркотической деятельности в Таджикистане. США значительно опережают в этом отношении Россию, которая системно оказывает помощь АКН лишь с 2013 г. Гротеск ситуации кроется в том, что, концентрируя внимание на трафике опиатов, т.е. на последствиях проблемы, американ­ская сторона потворствует ее причинам – расширению наркопосевов в Аф­ганистане. Как итог, распространяется западное влияние на правоохрани­тельную систему РТ, а ситуация с наркотиками не улучшается.

Вероятнее всего, основные усилия США будут сосредоточены на юге Афганистана и в афгано-пакистанском приграничье. Активные боевые действия могут спровоцировать частичный перенос маршрутов наркотрафика на более безопасные направления на граничащих со странами СНГ и Ираном. В этих условиях возрастает роль связанных с Таджикистаном и Узбекистаном афганских политиков, в особенности пользующихся поддержкой населения в провинциях северного Афганистана. Таким образом, представляется, что в ближайшее время наиболее важным направлением работы по противодействию наркотрафику в Узбекистане должно стать обеспечение безопасности границы с РТ при сохранении жесткого режима контроля на афганской границе.

Другое направление, которому США уделяют повы­шенное внимание, связано с оснащением и подготовкой по стандартам НАТО отдельных военизированных подразделений. В Таджикистане американцы проявляют интерес к двум формированиям – миротворче­скому батальону и национальной гвардии РТ. Сотрудничество с ними строится на основе таких программ Госдепартамента и Пентагона, как «Зарубежное военное финансирование», «Международное военное обра­зование и подготовка», «Глобальная инициатива по миротворческим опе­рациям», «Совместные комплексные зарубежные тренировки» и Раздел № 1004 Закона США об ассигнованиях на национальную оборону. От американских военных практическую работу с таджикскими партнера­ми осуществляют Центральное командование специальных операций ВС США, национальная гвардия Вирджинии и ряд других структур. Миротворческий батальон Таджикистана создан при финансовой под­держке США в 2010 г. На сегодняшний день американское правительство направило на его развитие около $8 млн.

Национальная гвардия РТ является воинским резервом быстрого реагирования главы государства. Американские дипломаты в переписке об­разно называют ее «преторианской гвардией» президента Э.Рахмона. От США курсы по обучению этого подразделения проводят, в том числе Силы специальных операций. Информация об этом редко становится достоянием гласности. Немаловажно и то, что патронируемые США формирования потенци­ально могут быть вовлечены во внутриполитические кризисы на стороне оппозиционных сил. В современной истории подобные инциденты имели место неоднократно.

В завершение несколько слов необходимо сказать еще об одном аспек­те сотрудничества США и РТ в сфере безопасности – о борьбе с распространением оружия массового уничтожения. К моменту распада СССР на территории РТ не размещалось ядерное, химическое или биологическое оружие. Но там оставались урановые рудники, Ленинабадский горно-химический ком­бинат и множество хвостохранилищ с радиоактивными отходами, которые сыграли важную роль на ранних этапах советской атомной программы. По заявлениям официальных лиц республики, крупные неразработанные запасы урана сокрыты в недрах Памира. Кроме того, по американским данным, через воздушное пространство страны может осуществляться трансфер «ОМУ, ракет и соответствующих материалов» между Ираном и КНДР.

С учетом этих факторов США инициировали в Тад­жикистане программу «Экспортный контроль и безопасность границ». По ней американская администрация выделяет средства на оборудование и подготовку пограничных, таможенных и специальных служб РТ, осу­ществляющих надзор за перемещением расщепляющихся и иных опасных материалов. В их адрес США поставляют сканирующие системы, учебные комплексы, проводят ремонт зданий. Получателем по­мощи, в частности, выступает Агентство по ядерной и радиоактивной безопасности при Академии наук Таджикистана.

Таким образом, анализ американо-таджикских отношений по­казывает, что на текущем этапе республика не относится к числу главных внешнеполитических приоритетов США на постсоветском пространстве. Об этом свидетельствуют уровень и интенсивность контактов сторон, сла­бая договорно-правовая база и место, которое они отводят друг другу в своих доктринальных документах.

При этом с 2014 г. во всех сферах прослеживается устойчивое паде­ние активности США на таджикистанском направлении. В условиях пере­форматирования военного присутствия НАТО в Афганистане, а затем и смены администраций в Белом доме сокращаются американские ассигно­вания на программы в РТ. Благодаря китайским кредитам уменьшается зависимость страны от западных финансовых институтов, а укрепление центральной власти сужает поле деятельности иностранных НКО и СМИ. Военные инициативы Пентагона все больше выглядят малозначительной величиной в сравнении с начатым Россией масштабным перевооружением армии республики. Сказанное, однако, не означает, что Таджикистан полностью выпал из центральноазиатской стратегии США. Как отмечалось выше, удерживать его в фокусе внимания американской внешней политики будет стремление Вашингтона сохранить доступ в Афганистан и сдержать развитие гео­политических конкурентов в лице Москвы и Пекина. Страна продолжает играть важную роль как канал транзита опиатов.

Таким обра­зом, в будущем нельзя исключать новой активизации Америки в направле­нии Республики Таджикистан, например в виде попыток «повысить вклад в региональную безопасность» или провести «демократизацию» режима. С учетом социально-экономической уязвимости страны и близости «дуги нестабильности» необходимые условия для такого вмешательства могут возникнуть быстро и неожиданно, подтолкнув США в корне поменять нынешнюю пассивную позицию в отношении Душанбе.

Отношения с Узбекистаном и ситуация вокруг Рогуна

В начале марта 2018 г., впервые за 27 лет, состоялся визит в Таджикистан нового главы Узбекистана, что позволило наблюдателям назвать его «историческим». За время пребывания Ш.Мирзиёева у власти были решены многие из накопившихся за весь постсоветский период проблем в отношениях двух государств. Был отменен визовый режим, налажено авиационное и железнодорожное сообщение, с мая 2018 года, спустя 26 лет, возобновились автобусные рейсы между двумя странами, которые были прекращены во время межтаджикского конфликта. Планируется запуск 12 маршрутов, причем таджикская сторона обещает пассажирам ускоренный пограничный и таможенный контроль при прохождении государственной границы. Достигнута договоренность по последнему, самому спорному участку государственной границы – между Согдийской областью Таджикистана и Сырдарьинской областью Узбекистана, в районе Фархадской ГЭС-2. Стороны пришли к соглашению, что территория, на которой расположена ГЭС, будет признана территорий Таджикистана, а сам объект – собственностью Узбекистана. Охрану ГЭС будет осуществлять таджикская сторона, а его техническим обслуживанием будет заниматься Узбекистан. Кроме того, на границе открыты новые пункты пропуска.

В ближайших планах Ташкента и Душанбе – разминирование общей границы, для чего создана специальная совместная рабочая группа, а также проведение до конца года совместных военных учений. Близость двух стран, особенно Таджикистана, к Афганистану, остающемуся очагом террористической угрозы, обусловило повышенное внимание Ш.Мирзиёева и Э.Рахмона к проблемам безопасности. Главы спецслужб РТ и РУ договорились координировать борьбу с терроризмом и экстремизмом, что может стать важным фактором обеспечения безопасности региона.

Похоже, что болезненный для обеих стран вопрос о строительстве Рогунской ГЭС на реке Вакш также близится к решению. Именно проблема Рогуна на протяжении многих лет была камнем преткновения в отношениях двух стран. В сообщении для прессы по итогам визита в Таджикистан главы Узбекистана Э.Рахмон объявил, что официальный Ташкент поддерживает Душанбе в вопросе строительства Рогунской ГЭС и даже готов участвовать в нем. Учитывая, что еще в ходе визита президента РУ в Казахстан Н.Назарбаев и Ш.Мирзиёев подтвердили неизменность своей позиции по Рогуну, которая заключается в несогласии с планами ее строительства, некоторые эксперты предположили, что Ташкент и Душанбе смогли выработать некую негласную договоренность.

Как отмечают специалисты, первый агрегат Рогунской ГЭС должен был заработать в конце 2018 года, второй планировалось запустить в апреле 2019-го. Однако эти планы могут быть сорваны из-за нехватки финансирования проекта. Всемирный банк (ВБ) и Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) отказались вкладываться в строительство объекта. Не спешат инвестировать в Рогун Китай и Индия, которые заинтересованы в получении электроэнергии для разработки приобретенных в Афганистане месторождений Айнак и Хаджикег. По мнению экспертов, Душанбе может попросить денег у Саудовской Аравии. В противном случае Таджикистану придется выбросить на международный рынок новый пакет государственных ценных бумаг.

Ситуацию могла бы исправить Россия, которая, по словам источника в таджикском правительстве, готова реинвестировать вложенные российской стороной в строительство АОА Сангтудинской ГЭС-1 в экспортоориентированные инфраструктурные проекты. А именно в CASA-1000 и ТУТАП (линия электропередачи, которая должна пройти из Туркменистана через Узбекистан, Таджикистан и Афганистан в Пакистан). Эти два проекта могли бы стать взаимодополняемыми и обеспечивать круглогодично электроэнергией не только всю Центральную Азию, но и соседние государства. Тем более что в Афганистане из-за отсутствия электроэнергии зависли проекты по разработке меднорудного месторождения Айнак и железорудного месторождения Хаджикег в Бамиане. Если Айнак достался китайцам, то Хаджикег приобрела Индия. Она, к слову, выиграла и тендер на реализацию энергетического проекта CASA-1000. Однако, таджикские власти в этот проект Россию не пускают, понимая, что это большой куш.

По мнению ряда российских экспертов, идея строительства Рогуна стараниями официальных пропагандистов и СМИ превращена в национальную идею. У населения сформировали представление о том, что как только ГЭС будет построена,  ситуация в Таджикистане сразу улучшится. На заполнение водохранилища Рогунской ГЭС уйдет 12–15 лет. И здесь есть нюанс: для того чтобы набрать воду для Рогунской ГЭС, нужно ограничивать поступление воды в Нурекское водохранилище. Но Нурекская ГЭС обеспечивает электроэнергией практически весь Таджикистан. Это значит, что в стране могут возникнуть новые проблемы с обеспечением населения электроэнергией.

Кроме этого, даже если Таджикистану и удастся запустить две турбины на Рогунской ГЭС, то работать в ближайшие годы они не будут. Нет инфраструктуры ЛЭП для поставок электричества хоть внутри страны, хоть на продажу за рубеж. Афганистан и Пакистан, как основные потребители центральноазиатской электроэнергии, де-факто отказались от покупки электричества. Можно попробовать договориться воссоздать Центральноазиатское энергетическое кольцо. Но дело в том, что Казахстан обходится своими силами, Узбекистан готовится к строительству АЭС совместно с Россией.

Китайский фактор в РТ

Республика Таджикистан географически граничит с Китаем и испытывает на себе влия­ние великого соседа, причем в последнее время это влияние все более заметно. Например, основным кредитором Республики Таджикистан в настоящее время явля­ется КНР, на которую приходится $1,2 млрд. – это более половины общего объема внеш­него долга РТ.

Кроме того, Китай инвестирует в такие сферы хозяйства Таджикистана, как промышлен­ность, энергетика, аграрный сектор, строительство, коммуникация, транспорт, усиливая свое влияние на таджикскую экономику. Вслед за инвестициями в Таджикистан приходят трудовые мигранты, поскольку практически все контракты включают в качестве главного условия ис­пользование китайской рабочей силы — строительство объектов и дорог ведут китайские кам­пании с привлечением на работу китайских граждан. Это продуманная и четко выверенная государственная политика КНР.

По данным Миграционной службы Министерства труда РТ, чис­ленность китайских трудовых мигрантов растет. В 2016 г. их число увеличилось на 30% и достигло 6,5 тыс. человек. В основном китайцы в Таджикистане работают в строительстве, на заводах, месторождениях и сельском хозяйстве. В Таджикистане существует квотирование на привлечение иностранной рабочей силы. В 2016 г. общий размер квоты, выделенной пра­вительством РТ для привлечения иностранных трудовых мигрантов, составлял 8 тыс. мест, из них на КНР приходилось 4 460 мест.

Скорее всего, именно китай­ская миграция подтолкнула власти Таджикистана создать миграционную службу для учета мигрантов и регулирования миграционных потоков, хотя в настоящее время служба скорее лишь осуществляет фиксацию миграционных потоков из КНР и распределяет квоты, чем ак­тивно формирует или контролирует китайские миграционные потоки. Реальным регулятором китайской миграции является поток инвестиций и кредитов в Таджикистан из КНР.

В таджикистанской экономике фиксируется еще один важный процесс – усиливается доля китайской собственности. В настоящее время китайские бизнесмены владеют многими индустриальными объектами и торговыми компаниями, являются совладельцами совместных предприятий, арендуют сотни тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий. На территории Таджикистана функционирует более 100 китайских кампаний в различных отраслях экономи­ки. За последние 6 лет объем накопленных китайских инвестиций в экономику Таджики­стана приблизился к отметке $500 млн. Лидером среди совместных предприятий является таджикско-китайское золотодобывающее предприятие «Зарафшон», которое только в 2013 г. инвестировало в экономику РТ свыше $60 млн.

Кроме того, КНР купила у Таджикистана свинцово-цинковое месторождение Зарнисори шимоли в Матчинском районе Согдийской области. В соответ­ствии с соглашением КНР обязалась инвестировать в проект $200 млн. Ки­тайская компания в течение четырех лет разработает и начнет строительство двух объектов – предприятия по переработке полиметаллов на месторождении Зарнисори шимоли c мощно­стью переработки 2 млн. т руды в год и металлургического завода мощностью 20 тыс. т свин­ца в год.

Для строительства таджикского участка газопровода из Туркменистана в Китай через территорию Узбекистана и Таджикистана привлечено более 10 тыс. китайских и таджикских рабочих. Количество таких специалистов определяется двусторонними межправительственными соглашениями. Благодаря инвестициям из Китая была запущена горно-обогатительная фабри­ка «Покруд» в Рамитском ущелье. Важно отметить, что из 715 рабочих этого предприятия 205 человек являются китайскими гражданами.

Китайским фермерам выделено порядка 2 тыс. гектаров земли в Мургабском районе ГБАО, а также в Кумсангирском (ныне Джайхунском) и Бохтарском районах Хатлонской области. Недавно Таджикистан передал фермерской орга­низации ОАО «Цинян Инхай» на 49 лет еще около 500 га земель в районах Яван, Аб­дурахмон Джоми и Джалолиддин Руми. По версии Минсельхоза РТ, земли пере­даются для развития аграрного сектора, но зачастую эти действия наталкиваются на непо­нимание и противодействие местного населения.

Президент страны Э.Рахмон в Дангаринском рай­оне Хатлонской области торжественно открыл первую очередь текстильного комплекса «Джунтай – Дангара Син – Силу Текстил». Этот объект стал крупнейшим в Таджикистане по количеству новых рабочих мест и одним из самых значимых для развития производства за годы независимости страны. Предприятие состоит из четырех производственных очередей, в том числе прядильной, текстильной, покрасочной, пошивной. Общая производственная мощ­ность предприятия составляет 52 тыс. т хлопка-волокна и 150 млн. кв. м хлопчатобумажной ткани в год. В случае запуска на полную мощность рабочими местами будут обеспечены более 6 тыс. человек (из них 80% – местные жители, а 20% – граждане КНР). Предприятие по­строено в сотрудничестве с инвесторами и специалистами КНР. С целью обеспечения произ­водства местным сырьем, в том числе высококачественным хлопком, при поддержке прави­тельства Таджикистана на основе плана строительства данного комплекса выделено более 14,5 тыс. га земли, на которой будет налажен сев хлопка для обеспечения потребностей пред­приятия в сырье.

Между тем известно, что технологии обработки земель, которые используют китайские фермеры, нарушают биологическое равновесие и экологическую ситуацию на локальном уровне. Массовое использование химических удобрений загрязняет почву и подавляет жизне­деятельность почвенной флоры и фауны. В результате земля приходит в негодность. Поэтому процесс развития сельского хозяйства Китая имеет и негативные последствия для Таджики­стана.

Таджикистан передал Китаю в 2018 году золоторудное месторождение «Верхний Кумарг». Разрабатывать его будет китайская компания TBEA. Работы на объекте начнутся до конца текущего года, сообщили в «Таджикглавгеологии». Все полученные средства пойдут на погашение долга по кредиту, который понадобился на строительство теплоэлектроцентрали (ТЭЦ) «Душанбе-2». Государственный комитет по инвестициям и управлению госимуществом Таджикистана должен был представить на рассмотрение нижней палаты парламента страны проект инвестиционного соглашения между правительством Таджикистана и  ТВЕА на разработку золоторудного месторождения «Верхний Кумарг», которое находится в Согдийской области.

После того, как нижняя палата парламента ратифицирует данное соглашение, китайская компания сможет приступить к разработке рудника. Ожидалось, что работы на объекте начнутся не позднее декабря 2018 г. Лицензия предусматривает также строительство обогатительной фабрики и добычу минералов. Ранее китайская сторона построила автодорогу, ведущую к месторождению, – 30 км. Работы проводились за счет TBEA.

Право на пользование рудниками китайской компании предоставлено для того, чтобы она вернула свои деньги, потраченные на возведение ТЭЦ «Душанбе-2». Общая стоимость проекта ТЭЦ «Душанбе-2» – $340 млн., из которых $331 млн. выделил в качестве льготного кредита китайский Эксимбанк, а $17,4 млн. – таджикский холдинг «Барки Точик».

Ранее китайские компании получили лицензии на разработку в республике ряда месторождений. В частности, месторождения золота «Тарор», «Джилау», «Чоре» разрабатывает компания Zijin Mining, а «Пакрут» – China Nonferrous Gold Limited. Китай активно участвует в строительстве автомобильных дорог, с помощью которых Таджикистан стремится расширить свои транспортно-коммуникационные возможности. Присутствие Китая в других отраслях не менее ощутимо. Оборотной стороной этих процессов является растущая экономическая зависимость Таджикистана от КНР. Сегодня Пекин возглавляет тройку самых крупных торговых партнеров Душанбе.

Эксперты делают ввод, что экономическая экспансия усиливает политическое влияние Китая в Таджикистане. Таджикистан и Китай к 2020 году намерены увеличить товарооборот до 3 млрд. долл. Как считают в Душанбе, это не предел. При этом у Душанбе накопилось $1,2 млрд. долга. Сумма предоставленных Поднебесной грантов на реализацию проектов в Таджикистане неизвестна. Власти РТ не скрывают, что получили в лице Пекина более выгодного экономического партнера, чем Москва. Этим и объясняется то, что Китай куда с большей легкостью получает доступ к таджикским недрам, чем РФ.

Наблюдатели считают, что Таджикистан уже попал в долговую зависимость от Пекина. А это может стоить республике потери суверенитета. Проблема заключается в том, что Китай выдает Таджикистану «дешевые» кредиты на льготных условиях и на продолжительный срок – от 20 и более лет. Взамен получает в разработку месторождения на более выгодных условиях, чем это могло быть в случае равноправного контракта. В целом это сотрудничество оформляется как китайско-таджикские предприятия, но де-факто все они переходят под китайский контроль. Таджикская сторона играет в них скромную роль статиста. Большая часть прибыли уходит китайской стороне. Надо отметить, что это делается с согласия властей Таджикистана. Это их выбор, отчасти вынужденный.

Ключевой аспект политики Пекина – экономическая экспансия, доступ к ресурсам, рынкам. Но по мере расширения присутствия в регионе, и в частности в Таджикистане, китайская сторона посылает сигналы и политического толка, поскольку политика от экономики неотделима. Где идет китайское финансирование, там продвигаются китайские интересы. Экономическая экспансия усиливает политическое влияние. Одно из трех главных направлений развития Китая – это предотвращение финансовых пузырей. «Пекин  в 2013 г.стал не так расточителен в плане предоставления денег и более жестко требует выплат по кредитам. Поэтому возникла ситуация с расплатой «натурой» – инвестиции в обмен на природные ресурсы.

Китайский фактор также связан с активностью в РТ Японии. Токио крайне озабочен обостряющимися в мире водными проблемами, включая про­блему очистки воды. Внимание Японии к водному кризису в регионе Центральной Азии уси­лилось под влиянием таких событий, как начавшееся исчезновение Аральского моря, таяние ледников и возможность использования воды Сарезского озера. Япония приняла участие в развитии водного хозяйства Таджикистана. Большинство проектов были направлены на раз­витие системы водоснабжения на территории страны, улучшение доступа к чистой воде и снижение риска распространения в местных сообществах болезней, передаваемых через воду. Однако не все эти проекты продолжают работать после их передачи местным властям.

Правительство Таджикистана хотело бы, чтобы Япония участвовала и в других, стратегических проектах (Рогунская ГЭС и CASA-1000). Эти проекты могут значительно улучшить перспективы устойчивого развития Таджикистана и стабилизировать энергоснабжение в соседних госу­дарствах. Намерение реализовать эти проекты — основной источник противоречий между государствами региона, что и препятствует японским инвестициям. С другой стороны, уча­стие Японии в стратегических проектах, способных усилить ее роль в Таджикистане и в ре­гионе в целом, зависит от развития в ближайшем будущем отношений между государствами региона.

Заключение

По мнению специалистов, современный Таджикистан сталкивается с тремя основными проблемами (не считая сохраняющего сложного положения в социально-экономической сфере). К этим проблемам относятся: 1) сохранение латентной угрозы со стороны терроризма, исламизма и социального взрыва; 2) ситуация в Горно-Бадахшанской автономной области; 3) проблема Рогунской ГЭС.

Официальный Душанбе в последнее время активно пропагандирует собственные экономические достижения. Более $5 млрд. иностранных инвестиций поступили в таджикскую экономику за последние 5 лет. Из них 2 млрд. долл. – прямые иностранные инвестиции. Средства, по словам Э.Рахмона, были направлены на производство промышленной продукции, в строительный сектор, в энергетическую инфраструктуру и туризм. Доля частного сектора в структуре ВВП в текущем году  достигла 70%, что на 12% больше, чем в 2013 г. Он подчеркнул, что посредством привлечения прямых иностранных инвестиций доля промышленного сектора в 2017 году составила 17%, а экспорт продукции отрасли значительно вырос.  По его словам, в результате проверок с 2017 года выявлено сокрытие налогов на общую сумму 1,2 млрд. сомони (около $132 млн.), из которых 900 млн. сомони ($96 млн.) направлены в бюджет.

Однако, ситуация в социальной сфере у специалистов вызывает определенную тревогу. Особенно это касается молодежного фактора. Большая часть молодежи (73%) живет в сельской местности. Подавляющее большинство – 98% проживает вместе с родителями, даже если они уже создали собственные семьи и имеют детей. Уровень доходов невысок, соответственно очень сильна зависимость от старшего поколения, которую, однако, не следует преувеличивать, так как молодежь живет в условиях постоянных изменений и социальных экспериментов.

Если Иран привлекает молодых людей сохранением общего с таджиками культурного наследия, а также помощью, которую Иран оказывал народу Таджикистана в самое трудное время, то Китай представляет собой пример динамичного экономического развития. В то же время стремительный рост взаимосвязей с Китаем в рамках реализации глобального логистического проекта КНР «Один пояс, один путь» имеет не только положительные стороны, но и вызывает опасения потери суверенитета.

Что касается стран Центральной Азии, то больше всего молодых людей хотели бы развивать отношения с Казахстаном. Наиболее интересным представляется отношение населения РТ к России и Китаю. Таджикистан является одной из стран, максимально вовлеченной в реализацию новой интеграционной инициативы КНР «Один пояс, один путь». В рамках этого глобального логистического проекта КНР инициирует создание транзитного коридора через всю Евразию, а также «Морского Шелкового пути XXI века». Под влиянием нового Шелкового пути Таджикистан, ранее ориентированный на Север, разворачивается на Юг и Восток, осуществляя интеграцию в международные транспортные сети.

Что касается формирования в Таджикистане массового молодежного движения, то здесь мы наблюдаем ситуацию аналогичную той, которая складывается с другими общественными движениями в других постсоветских странах. Таджикская молодежь в своем большинстве равнодушна к политике. Основная масса молодежных объединений сосредоточена в Душанбе. При этом мощного молодежного движения, претендующего на влияние в политике, в годы независимости не сложилось.

Соперничество между различными террористическими и экстремистскими организациями и группировками захватывает весь мир. Это создает проблемы и угрозы для Центральной Азии, в том числе и для Таджикистана. Это обстоятельство приобретает особое значение для Таджикистана в контексте ситуа­ции в Афганистане после вывода коалиционных сил и многочисленности граждан Таджики­стана, вовлеченных в деятельность «Исламского государства» и выступающих за распростра­нение его идей в Центральной Азии. По мнению ряда экспертов, наиболее реальная угроза исходит от молодых таджикистанцев, которые привле­каются в экстремистские группировки. В настоящее время сотни молодых граждан республи­ки находятся в Сирии, Пакистане и Афганистане. Часть молодежи в годы гражданской войны в республике и после нее остались в стороне от школы и образования. Некоторые другие ра­стут вдали от родителей, которые вынуждены работать за пределами республики, чтобы про­кормить свои семьи. Такие условия упрощают обращения молодежи к экстремистским группировкам.

В последнее время ситуация изменилась: под влиянием социальной среды все больше молодых людей уходит в религию. Сегодня в Таджикистане на тысячу человек приходится до восьми мечетей. С молодежью работают в основном проповедники из соседнего Афганистана, формируя исламских радикалов во многом благодаря нищете уммы. В то время как многие страны мира сталкиваются с проблемой быстро стареющего населения, 70% населения Таджикистана находятся в возрасте до 30 лет. Средний возраст гражданина Таджикистана — 25 лет, и около 2,7 млн. человек, или 35% населения, находятся в возрастном промежутке от 14 до 30 лет.

По данным Национальной программы по социальному развитию молодежи в Республике Таджикистан на период 2013-2015 годов, 55% молодежи в Таджикистане считаются безработными. Эта цифра явно говорит о том, что существует большой разрыв между официально зарегистрированной безработицей (2,5%) и реальностью.

Одной из специфических черт проявления исламского фактора в Таджикистане являлась долгое время легальная деятельность политической партии исламского характера – ПИВТ. Следует отметить, что Таджикистан — единственное среди постсоветских государств, на территории которого официально была разрешена почти 20 лет деятельность партии религиозного характера. Наряду с этим в Таджикистане активно действовала «Хизб ут-Тахрир» и неоднозначное движение «Салафия».

Ситуация на Памире остается сложной. ГБАО, обладая огромными природными богатствами, до сих пор нищий регион. Де-юре ГБАО – автономия, но де-факто нет. На Памире сильно влияние бывших полевых командиров, участвовавших в гражданской войне 1990-1997 гг. на стороне Объединенной таджикской оппозиции против Народного фронта, одним из лидеров которого был будущий президент Э.Рахмонов. Сегодня власти обвиняют экс-командиров в причастности к контрабанде и наркоторговле. Неофициальные источники считают одной из причин конфликтов в ГБАО борьбу за контроль над наркотрафиком. Ожидается, что неформальные лидеры переведут все свои действия в правовое поле, «очерченное» центральной властью. Информированные источники сообщили также о том, что Хорог лишится права самостоятельно выстраивать экономические отношения с приграничными регионами Афганистана и Душанбе возьмет под свой контроль всю финансово-экономическую деятельность региона.

При этом в Бадахшане работают только китайские инвесторы. Власть им отдала серебряный рудник Бозор-Дору, разработку рубиновых месторождений. Безработица среди местного населения абсолютная. Если бы не Россия и не отток грамотного (а Бадахшан всегда отличался хорошим образованием) населения на заработки, то здесь давно произошла бы социально-экономическая катастрофа.

По словам политологов, сближение происходит не на религиозной почве – памирцы дистанцируются от политического ислама. Информационный резонанс сыграл свою положительную роль: силовики, предлагавшие Э.Рахмону усмирить автономию силой, не учли фактор быстрой мобилизации населения ГБАО и то, как происходящее освещается в мировых СМИ. Положительную роль сыграла активизация и таджикской оппозиции в Европе. Душанбе опасается того, что таджикская оппозиция за рубежом консолидируется с бадахшанской и поддержит социальный протест ГБАО.

Таджикистан располагает наибольшими среди указанных республик запасами водных ре­сурсов, которые аккумулированы в многочисленных ледниках, реках, озерах и подземных во­дных системах. На его территории формируется около 60% водных ресурсов всего региона. Однако из-за устаревшей инфраструктуры, ограниченности финансовых ресурсов и недоста­точности технического потенциала страна сталкивается с существенными трудностями. Ее про­блема состоит в отсутствии не столько воды, сколько необходимых договоренностей, которые позволят более эффективно использовать имеющиеся водные ресурсы. И хотя Таджикистан в сфере государственной политики нередко ставит экономические интересы выше экологических, нельзя не отметить его стремление к проведению политики «открытых дверей», которая основана на консенсусе, совместном обсуждении и действенном политическом диалоге при решении всех внутригосударственных и международных вопросов.

Ситуация вокруг Рогунской ГЭС, чье предварительное открытие состоялось в середине ноября 2018 г., остается неясной. Всего на Рогуне планируется установить шесть турбин, проектная мощность каждой – 600 МВт. Второй агрегат будет запущен в апреле 2019 года. По официальной информации, на первом этапе их мощность будет снижена до 100 МВт. Впрочем, специалисты считают, что турбины будут остановлены на три-четыре года. . Во-первых, нет инфраструктуры – линий электропередачи (ЛЭП) для поставок электричества хоть внутри страны, хоть на продажу за рубеж. Афганистан и Пакистан как основные потребители центральноазиатской электроэнергии де-факто отказались от покупки электричества. Во-вторых, работы по возведению плотины, высота которой составит 335 м, будут продолжаться еще несколько лет.

Как отмечалось выше, специалисты начинают бить тревогу в связи с усилением т.н. «китайского фактора» в ЦА, в первую очередь – в РТ. Развитие китайско-таджикских экономических отношений, рост торгового оборота меж­ду двумя странами, увеличение китайских инвестиций влекут за собой увеличение миграци­онного притока китайских граждан в Таджикистан. КНР проводит четкую экономическую политику, увязывая предоставление кредитов и инвестиций с ростом занятости китай­ских мигрантов.

В свою очередь, китайские трудовые мигранты становятся потребителями и дистрибьюторами ки­тайских продуктов в странах ЦА, что позволяет КНР осуществлять постепен­ную экспансию рынков потребительских товаров в регионе.

По сути, в Таджикистане и других государствах ЦА мы наблюдаем санк­ционированную китайскими властями политику, направленную на расширение экономическо­го влияния КНР в регионе через потребительские рынки и трудовую миграцию. Это также подтверждается существованием большого количества миграционных сервисов (фирм), ока­зывающих помощь китайцам в переезде в страны ЦА. Опросы среди китайских трудовых мигрантов, работающих в Таджикистане, показывают, что многие из них неодно­кратно посещали Таджикистан и раньше не один год проживали на его территории.

Это сви­детельствует о том, что китайская миграция формируется на основе «модели торгового мень­шинства»: увеличение численности мигрантов из Китая идет параллельно с расширением ки­тайских рынков сбыта. Наглядными примерами реализации данной модели являются два крупнейших торговых рынка в Душанбе – «Корвон» и «Хитой бозор». Китайские рынки выполняют функции точек опоры экономического освоения новых пространств, структуриро­вания китайских сообществ и в конечном счете усиления влияния КНР на страны Центральной Азии.

Подчеркнем, что значительное присутствие китайских общин в странах-соседях не толь­ко позволяет КНР избавиться от переизбытка населения и трудовых ресурсов, обеспечить сво­их граждан работой, но и расширить экономическое присутствие, рынки сбыта, создать благо­приятные условия для экспорта китайских товаров, а также получить доступ к сырьевым ре­сурсам в близкорасположенных регионах.

Получив независимость после распада СССР, Таджикистан остается в орбите влияния РФ и одновременно ищет свое место в мире, формируя новую идентичность. Современность вторгается в жизнь Таджикистана разными путями. Масштабная миграция, расширение коммуникационных и экономических связей с различными странами, Интернет меняют жизнь людей, втягивают их в орбиту действия самых различных сил, предоставляют новый социальный опыт и, тем самым, меняют их воззрения, поведенческие привычки, ценности, образ жизни и мыслей.

Подавляющее большинство населения Таджикистана выбрали Российскую Федерацию в качестве ориентира для развития. В то же время, молодежь РТ поддерживает курс Таджикистана на сотрудничество с Китаем и участие в реализации проекта «Один пояс, один путь». Однако, несмотря на доброжелательное отношение населения к Китаю и его деятельности, в стране молодежь сохраняет четко выраженную ориентацию на Россию.

*          *          *

Несмотря на относительно скромный экономический и политический вес Таджикистана в масштабах ЦА, тем не менее, эта республика имеет критическое значение для сохранения безопасности и стабильности региона. В интересах Казахстана поддерживать суверенитет, стабильность и экономическое возрождение РТ. Казахстан является одним из главных торговых партнеров Таджикистана. Астана и Душанбе способны наладить эффективное сотрудничество на трех основных направлениях: безопасность, энергетика, интеграция.

В области безопасности крайне настоятельным является налаживание полноценного взаимодействия для предотвращения наркотрафика, терроризма и нелегальной миграции. Подобное сотрудничество подразумевает не только двустороннее сотрудничество, но и взаимодействие в международном формате. Астана и Душанбе должны продолжать координацию внешнеполитических позиций и в рамках международных организаций, членами которых они являются: ООН, ОБСЕ, СНГ, ОДКБ, ШОС, ОИС, ОЭС и СВМДА. Необходимо продолжать также военно-техническое сотрудничество.

В торгово-экономической и инвестиционной области РК и РТ вполне могут успешно сотрудничать (и уже сотрудничают) на таких направлениях как горнодобывающая промышленность, сельское хозяйство, строительство и транспорт. Предполагается, что Казахстан мог бы инвестировать в различные проекты в этих отраслях.

В сфере трудовой занятости и миграции перед сторонами стоит задача направить использование трудовых мигрантов в русло официальной запланированной политики с учетом экономического развития и потребностей народного хозяйства. Это подразумевает, с одной стороны, квотирование рабочих мест, с другой – облегчение визового режима и разрешительной системы на трудовую деятельность.

В сфере энергетики Таджикистан представляет собой важное звено с точки зрения дальнейшего развития региональной интеграции. Необходимо поддерживать усилия Душанбе, а также Москвы и Бишкека с целью развития таджикской гидроэнергетики (с объективным учетом справедливых интересов всех сторон в речных стоках). Таким образом, основными объектами инвестиционной активности Казахстана и казахстанского бизнеса являются банковская сфера, горнорудная промышленность и энергетика.

По-прежнему сохраняет свое значение поддержание тесных культурных и гуманитарных связей между обеими республиками. РТ нуждается в помощи Казахстана в форме подготовки своих граждан в вузах РК. Наконец, Таджикистан представляет собой хотя и небольшое, но необходимое звено в продолжении интеграционных процессов в ЦА.