В последнее время предпринимается попытка обосновать три во многом противоречащие друг другу версии активизации регионального сотрудничества в Центральной Азии. Сначала выдвигается тезис о том, что за этим стоят Узбекистан и Казахстан, «переформатирующие регион в своих интересах». При этом Ташкент якобы формирует «центральноазиатский рынок под себя».Затем утверждается, что укрепление взаимодействия в Центральной Азии является инструментом маневрирования стран региона и не означает поддержку с их стороны. Третья версия звучит так – «инициативу регионального сотрудничества необходимо рассматривать в рамках общего роста активности в регионе по сотрудничеству с США». Версий много, но насколько все они имеют отношение к реальности?
Узбекистан и активизация сотрудничества в Центральной Азии
Действительно, активизация сотрудничества в Центральной Азии стала возможной благодаря новой региональной политике президента Узбекистана Шавката Мирзиёева, что признается во всех странах региона и далеко за его пределами. В урегулировании годами не решавшихся региональных проблем, в нормализации элементарных добрососедских отношений, восстановлении политического доверия, развитии взаимовыгодной торговли были заинтересованы все, не только Узбекистан. Именно поэтому ситуация в Центральной Азии стала меняться не просто быстро, а стремительно. Все порядком устали от усиливающейся с каждым годом атмосферы напряженности в регионе, хотели перемен.
Узбекистан подписал договоры по делимитации значительной части границ с Киргизией и Таджикистаном, что серьезно снизило конфликтный потенциал в регионе. На границах с этими странами открыты десятки контрольно-пропускных пунктов, что облегчило взаимные поездки граждан. Либерализована визовая политика. Узбекистан и Таджикистан договорились о 30-дневном безвизовом режиме. Ташкент и Астана подписали соглашение о взаимном признании виз, что позволит иностранным туристам, посетившим Узбекистан, беспрепятственно въезжать в Казахстан и наоборот. К взаимному признанию виз могут присоединиться другие страны региона. Впервые за 25 лет возобновлено авиа- и автобусное сообщение Узбекистана с Таджикистаном. С 2017 г. между Узбекистаном и Казахстаном курсируют скоростные пассажирские поезда.
Практически замороженная в прошлом торговля демонстрирует взрывной рост. Товарооборот Узбекистана с государствами Центральной Азии только за январь–август 2018 г. вырос на 46% до $2,6 млрд. (в 2017 г. – $1,8 млрд.). В ближайшие годы Узбекистан планирует выйти на уровень 5 млрд. долл. В результате увеличения объемов торговли с Киргизией и Таджикистаном происходит заметное сокращение их дефицита в товарообороте с Узбекистаном. Так, если в 2015 г. узбекский экспорт в Киргизию был в 2,8 раза больше, чем импорт, то за 11 месяцев 2018 г. разрыв сократился до 1,9 раза. Еще большее сокращение узбекского экспорта над импортом за тот же период произошло в торговле с Таджикистаном – с 23 до 1,4 раза.
Таким образом, благодаря региональному сотрудничеству решаются конкретные проблемы и выгоду получают все. Это не американский проект, это центральноазиатский проект, реализуемый в интересах стран региона.
Что происходит в Центральной Азии: гипотезы и реальность
После прихода к власти преемника бывшего президента РУ Ш.Мирзиёева, который инициировал крупномасштабные реформы и привлек к себе пристальное внимание со стороны западных исследователей, результатом стала целая серия публикаций, посвященных реформам. Собственно говоря, этот фактор и стал основной причиной повышенного внимания к Ташкенту со стороны западного экспертного сообщества.
Западные эксперты исходят из того факта, что почти 30 лет Узбекистан привлекал внимание к себе со стороны политиков и политологов благодаря своему важному геостратегическому положению, демографическому весу по сравнению с соседями по региону, экономическому и торговому потенциалу. Но и сейчас – после более чем 25 лет независимого развития – постсоветская эволюция страны остается сложной. На это указывают многочисленные источники и статистические данные, ставшие доступными с начала 2000-х гг. В Стратегии действий Узбекистана до 2021 г. говорится о создании вокруг него пояса безопасности, стабильности и добрососедства, а также об урегулировании вопросов делимитации и демаркации государственной границы. Выступая с посланием Парламенту страны в декабре 2017 г., Ш.Мирзиёев сказал, что республика приступила к осуществлению принципа «главный приоритет внешней политики Узбекистана – Центральная Азия». За 2016-2018 гг. уже сделаны серьезные шаги по укреплению добрососедства. Установлено стратегическое сотрудничество с Туркменистаном и Киргизией, подписан ряд важных документов по дальнейшему углублению стратегического партнерства с Казахстаном, стабилизировано и укрепляется сотрудничество с Таджикистаном.
Узбекистан, проводящий в посткаримовский период более открытую экономическую политику, пока находится на стадии урегулирования спорных вопросов с соседями. Хотя он и расширяет экономическое и инвестиционное сотрудничество с ними, но его финансовые и торговые возможности на данном этапе значительно слабее, чем у Казахстана. Именно поэтому Узбекистан пока не отказывается от внеблокового статуса и не обсуждает вопросов единства региона, предпочитая развитие двусторонних связей. При условии увеличения экономической мощи, к чему есть предпосылки, страна может изменить тактику в отношении сопредельных республик и перейти к построению многостороннего регионального экономического взаимодействия.
С приходом к власти Мирзиёева всеми наблюдателями было отмечено серьезное продвижение на казахстанско-узбекском направлении. Важную роль в этом сыграл первый визит Ш.Мирзиёева в Казахстан в марте 2017 г., через неделю после визита в Туркмению. Ш.Мирзиёева сопровождала внушительная делегация, в составе которой были представители государственных ведомств, включая оборонное, Парламента РУ и деловых кругов. Итоги этого визита многие эксперты расценили как полное обновление двусторонних отношений.
Наиболее значимыми блоками вопросов, интересующими обе стороны, являются экономическое сотрудничество и безопасность. Несмотря на некоторые различия в принципах, на которых строится экономика двух стран, каждая из них в настоящее время планирует перевести ее развитие на качественно новый уровень. На стимулирование взаимных инвестиций и развитие совместных производств направлена активизация связей между регионами двух соседних стран. Узбекистан поддержал казахстанскую инициативу о проведении на регулярной основе форумов межрегионального сотрудничества, планирует создание специальных экономических зон вблизи казахстанской границы. Кроме того, стороны рассматривают возможность строительства международного центра приграничного сотрудничества, а также транспортно-логистического центра на приграничных территориях.
Вхождение Казахстана в ЕАЭС накладывает определенный отпечаток на экономическое сотрудничество с Узбекистаном, однако обе страны демонстрируют готовность найти взаимоприемлемые решения.
Уже достигнуты договоренности по таким вопросам, как обеспечение условий для экспорта на другие рынки ЕАЭС автомобилей совместного производства, оказание помощи фармацевтическим производствам Узбекистана при государственной регистрации в Казахстане лекарственных средств, формирование рабочей группы по обсуждению создания «Зеленого коридора» для взаимных поставок плодоовощной и другой продукции, решение возникающих сложностей при пересечении грузов через пропускные пункты двух стран.
Новый президент Узбекистана продолжил курс на приоритетное развитие отношений с Казахстаном и Туркменией как наиболее развитыми государствами ЦА. Неслучайно первые официальные визиты нового лидера Узбекистана состоялись именно в эти страны. Особое значение Ш.Мирзиёев придает гармонизации и интегрированию транспортно-коммуникационных потенциалов трех стран. Туркмения, Казахстан и Узбекистан реализуют стратегии развития транспортного сектора, куда инвестируются значительные средства. Президент РУ предложил объединить национальные транспортные стратегии трех стран и сформировать единый центральноазиатский транспортный хаб.
Хотя, по словам Ш.Мирзиёева, у Туркмении и Узбекистана не осталось нерешенных проблем, упраздненное ранее безвизовое сообщение между двумя соседними странами восстановлено не было. Шагом на пути к решению этого вопроса может стать реализация протокола о внесении изменений и дополнений в Соглашение о переходе через туркменско-узбекскую границу людей, обслуживающих хозяйственные объекты.
Помимо спорных пограничных территорий, в регионах Узбекистана, например в Бухаре и Самарканде, проживает значительное количество таджиков. То же самое можно говорить и об этнических узбеках Согдийской области Таджикистана. Нарушения в отношении граждан нетитульных национальностей происходят с обеих сторон границы.
Камнем преткновения в решении общерегиональных водных проблем была жесткая негативная позиция первого президента Узбекистана И.Каримова по строительству новых крупных ГЭС в Центральной Азии. Узбекская сторона считала, что возведение ГЭС уменьшит речной сток, что отразится на объемах воды, поступающей в страну, а значит, и на ее экономике.
В 2017-2018 гг. позиция Узбекистана была смягчена. В ходе визитов президента республики в Киргизию и Таджикистан некоторые водные вопросы были урегулированы. Республика уже не выступает против строительства крупных ГЭС в соседних странах, полагая, что сама сможет участвовать в их возведении и эксплуатации.
В начале марта 2018 г., впервые за 27 лет, состоялся визит главы Узбекистана в Таджикистан, что позволило наблюдателям назвать этот визит «историческим». За время пребывания Ш.Мирзиёева у власти решены многие проблемы в отношениях двух государств. Отменен визовый режим, налажено авиационное и железнодорожное сообщение, с мая текущего года, спустя 26 лет, возобновляются автобусные рейсы между двумя странами, которые были прекращены во время межтаджикского конфликта.
Сложная ситуация долгое время была на киргизско-узбекской границе. Она осложняется также расположенными на территории Киргизии узбекскими анклавами Сох и Шахимардан и киргизским анклавом в Узбекистане – селом Барак. В сентябре 2017 г. было подписано соглашение по описанию 85% границы и решен вопрос о беспрепятственном движении через нее. Вопросы демаркации пока не обсуждаются. Еще более сложными и затяжными стали таджикско-узбекские территориальные противоречия. Договор о государственной границе от 2002 г. делимитировал ее на 84%. Документ был ратифицирован лишь в 2009 г., затем вопрос о границах заморозили. В марте 2018 г. был подписан Договор об отдельных участках границы, в том числе по спорному приграничному водохранилищу Фарход: территория, на которой расположена Фархадская ГЭС, признана территорией Таджикистана, а сам гидроэнергетический объект – собственностью Узбекистана.
В марте 2019 г. на границе Таджикистана и Киргизии произошел очередной конфликт, в результате которого несколько человек было убито, более 40 получили ранения, десятки попали в заложники на трассе Исфара-Ворух. Премьер-министры Киргизии Мухаммедкалый Абылгазиев и Таджикистана Кохиром Расулзода договорились о проведении совместного расследования столкновения жителей приграничных сел. Это не первый конфликт в этом регионе. Основной причиной всех споров остается неопределенность линии госграницы. Вопрос ее делимитации был одним из основных на переговорах президентов Таджикистана Э.Рахмона и Киргизии С.Жээнбекова в Душанбе в феврале 2018 г. Однако, несмотря на заявления глав государств о намерении решить эту проблему, делимитация и демаркация границы не были начаты. Протяженность таджикско-киргизской границы составляет 976 км, из которых делимитированы и демаркированы 504 км. Остальные участки считаются спорными.
Накануне конфликт произошел на границе Согдийской области Таджикистана и Баткенской области Киргизии из-за строительства дороги Коктош–Аксай–Тамдик на спорной приграничной территории. Договоренности нарушила киргизская сторона. жители таджикского села Ворух потребовали прекратить работы до принятия решения о демаркации государственной границы между соседними странами. В ответ на ультиматум жители села Аксай Баткенской области Киргизии забросали таджиков камнями. Конфликт перекинулся на соседнее село Ходжаи Ало, в котором перепалка местных жителей закончилась стрельбой.
Конфликтная ситуация не возникла внезапно, она зрела годами, если не десятилетиями и столь же долго копилось недовольство с двух сторон, из раздражения трансформируясь в ненависть к соседу, из-за которой начинают гореть дома, греметь выстрелы и литься кровь. Но властям было не до этого. В Бишкеке были заняты политическими интригами. В Душанбе решают проблему сохранения власти. В итоге – вновь конфликт, столкновения и обострения, тяжесть которых ложится на местных жителей.
Эксперты по ЦА отмечают, что главная причина – в отсутствии политической воли к решению социально-экономических задач, задач развития пограничных регионов как в Бишкеке, так и в Душанбе. Не стоит забывать, что именно в этих местах проходит один из важных маршрутов наркотрафика из Афганистана. Здесь же проходят пути разнообразнейшей контрабанды – в частности, российских и казахстанских ГСМ в афганском и таджикистанском направлениях. Согдийская область Таджикистана и Баткенская область Киргизии – это и зоны все более растущего влияния сращенных с криминалом и с местными правоохранительными структурами радикальных религиозных и террористических группировок. Последние еще мало проявляют себя, но их – пока непрямое – участие в приграничных конфликтах прослеживается постоянно.
В сентябре 2017 г. президенты Узбекистана и Киргизии подписали в Бишкеке договор по демаркации и делимитации большей части участков государственной границы. Этот факт был назван историческим событием.
В декабре 2017 г. состоялся визит нового президента Киргизии С.Жээнбекова в Узбекистан. По его итогам, отмечая результаты активно развивающегося узбекско-киргизского сотрудничества, Ш.Мирзиёев подчеркнул, что между двумя странами не должно существовать границ, и сторонам надо идти вперед на совершенно другом уровне.
Обсуждение между Кыргызстаном и Узбекистаном перспективы обмена территориями уже началось. Так, обсуждается идея передачи кыргызского анклава Барак Узбекистану в обмен на получение Кыргызстаном равноценного земельного участок на территории, прилегающей к Ак-Ташскому айыл окмоту Кара-Суйского района Ошской области. Идет работа по делимитации и демаркации границы между двумя государствами, но пока остаются самыми трудными для достижения договоренности 15% спорных территорий. Это примерно 200 км границ в районе водохранилища Кемпир-Абад, участка Гавасай в Джалал-Абадской области и анклава Сох в Баткенской области Кыргызстана.
Другая пограничная проблема – все еще не разминированные участки на узбекско-таджикской границе. Как известно, по распоряжению Ислама Каримова в своё время была заминирована часть участков по границе между двумя странами. Процесс разминирования должен был начаться в мае 2018 г. Эта работа однако затрудняется тем фактом, что в свое время в Узбекистане, по имеющейся инсайдерской информации, были утеряны карты минных полей. Государственные границы между двумя странами согласованы и урегулированы пока только на 90%. Но опасными для жизни местных жителей остаются 54 участка приграничной территории, где размещено около 11 тысяч мин. В целом, во взаимоотношениях между двумя странами началась эпоха разрядки, процесс чего особенно ускорился после визита Шавката Мирзиеева в Душанбе в апреле 2018 г., но это только начало пути достижения полного мира и доверия между странами.
По мнению специалистов, современный Таджикистан сталкивается с тремя основными проблемами (не считая сложной социально-экономической ситуации. К этим проблемам относятся: 1) сохранение латентной угрозы со стороны терроризма, исламизма и социального взрыва; 2) ситуация в Горно-Бадахшанской автономной области; 3) проблема Рогунской ГЭС.
Официальный Душанбе в последнее время активно пропагандирует собственные экономические достижения. Более $5 млрд. иностранных инвестиций поступили в таджикскую экономику за последние 5 лет. Из них $2 млрд. – прямые иностранные инвестиции. Эти средства были направлены на производство промышленной продукции, в строительный сектор, в энергетическую инфраструктуру и туризм. Доля частного сектора в структуре ВВП в 2019 г. достигла 70%, что на 12% больше, чем в 2013 г. По словам Э.Рахмона, благодаря привлечению прямых иностранных инвестиций доля промышленного сектора в 2017 году составила 17%, а экспорт продукции отрасли значительно вырос. В результате проверок с 2017 г. выявлено сокрытие налогов на общую сумму 1,2 млрд. сомони (около $132 млн.), из которых 900 млн. сомони ($96 млн.) направлены в бюджет.
Несмотря на относительно скромный экономический и политический вес Таджикистана в масштабах Центральной Азии, тем не менее, эта республика имеет критическое значение для сохранения безопасности и стабильности региона. В интересах Казахстана поддерживать суверенитет, стабильность и экономическое возрождение Республики Таджикистан.
Казахстан является одним из главных торговых партнеров Таджикистана. Астана и Душанбе способны наладить эффективное сотрудничество на трех основных направлениях: безопасность, энергетика, интеграция.
В сфере безопасности крайне настоятельным является налаживание полноценного взаимодействия для предотвращения наркотрафика, терроризма и нелегальной миграции. Подобное сотрудничество подразумевает не только двустороннее сотрудничество, но и взаимодействие в международном формате. Астана и Душанбе должны продолжать координацию внешнеполитических позиций и в рамках международных организаций, членами которых они являются: ООН, ОБСЕ, СНГ, ранее — ЕврАзэС, ОДКБ, ШОС, ОИС, ОЭС и СВМДА. Необходимо продолжать также военно-техническое сотрудничество.
В торгово-экономической и инвестиционной области РК и РТ успешно сотрудничают на таких направлениях как горнодобывающая промышленность, сельское хозяйство, строительство и транспорт.
В сфере трудовой занятости и миграции перед сторонами стоит задача направить использование трудовых мигрантов в русло официальной запланированной политики с учетом экономического развития и потребностей народного хозяйства. Это подразумевает, с одной стороны, квотирование рабочих мест, с другой – облегчение визового режима и разрешительной системы на трудовую деятельность.
В сфере энергетики Таджикистан представляет собой важное звено с точки зрения дальнейшего развития региональной интеграции. Необходимо поддерживать усилия Душанбе, а также Москвы и Бишкека с целью развития таджикской гидроэнергетики (с учетом справедливых интересов всех сторон в речных стоках). Таким образом, основными объектами инвестиционной активности Казахстана и казахстанского бизнеса являются банковская сфера, горнорудная промышленность и энергетика.
По-прежнему сохраняет свое значение поддержание тесных культурных и гуманитарных связей между обеими республиками. Таджикистан нуждается в помощи Казахстана в форме подготовки своих граждан в вузах РК. И наконец, Таджикистан представляет собой хотя и небольшое, но необходимое звено в продолжении интеграционных процессов в ЦА.
Провозглашенная странами Центральной Азии многовекторность внешней политики вовсе не тождественна ее равновекторности. Туркменистан уделяет важное значение (несмотря на паузу в отношениях) стратегическому партнерству с Россией, в т.ч с ее отдельными регионами, крупнейшими промышленными, научно-образовательными и культурными центрами.
В настоящее время во внешнеполитической деятельности Ашхабада резко обозначилось преобладание восточного вектора, связанное, в первую очередь, с превращением Китая в главного партнера Туркмении. Туркменистан из всех, пожалуй, стран региона ЦА является наиболее приверженным сторонником китайского проекта «Экономического пояса Шелкового пути» («Один пояс, один путь») как новой модели регионального сотрудничества, проявляет готовность к взаимодействию на этом направлении и участвует в проводимых КНР мероприятиях.
Энергетические и транспортные проекты при этом находятся на особом контроле у туркменского президента.
Эти проекты имеют для Туркменистана не только экономическое значение, они уже стали важной геополитической игрой. Причем туркменский президент имеет весьма амбициозное видение роли Туркменистана и своей личной роли в региональной геополитике. Пока он хорошо лавирует в мире региональных и глобальных противоречий. В транспортной отрасли национальная программа призвана не только создать развитую сеть транспортных артерий внутри страны, но и вывести на качественно новый уровень экономическое и торговое сотрудничество между странами Азии и Европы. ТЭК Туркменистана – это, как видится Ашхабаду, не только стратегически значимая составляющая национальной экономики, но и важное звено глобальной системы энергетической безопасности.
В качестве приоритета в Центральноазиатском регионе для укрепления двусторонних связей после смены режима туркменское руководство выбрало Казахстан. В Ашхабаде вызывало большой интерес строительство Казахстаном второй ветки нефтепровода в Китай, допуск на свои урановые рудники японских компаний, переговоры Астаны с Китаем и Японией, а также с Францией по поводу сооружения первой казахстанской АЭС. Но экономическим интересам Казахстана отвечала существующая ситуация, когда Астана получала плату за транзит туркменского газа через территорию РК. Этот факт заставлял Казахстан – как важный элемент транзита из Средней Азии в Европу – поддерживать российскую (в реальности – российско-казахстанскую) монополию по транспортировке углеводородов с территории соседей. По проблеме Каспийского моря появились признаки сближения Ашхабада с общей позицией Азербайджана, РК и РФ.
В качестве транзитного государства Казахстан может поддерживать диверсификацию газопроводов из Туркменистана, но заинтересован в том, чтобы они как правило прокладывались через казахстанскую территорию. Исходя из этого, Астане выгоднее отдавать предпочтение таким проектам как прикаспийский и китайский газопроводы. Однако в качестве сопоставщика газа в новые трубопроводы Казахстан вполне имеет право участвовать в таких альтернативных проектах.
В отношении ситуации на Каспии Казахстан заинтересован в том, чтобы Туркменистан урегулировал свои противоречия (вероятно, на компромиссной основе; здесь также востребована посредническая роль РК) с Баку и присоединился к негласной коалиции постсоветских государств, которые бы выступили единым фронтом и вернули позиции Ирана к прежнему статус-кво (до 1991 г.).
В целом, Казахстан крайне заинтересован в привлечении Туркменистана ко всем интеграционным процессам в ЦА и СНГ. Основным препятствием для этого является нейтральный статус Ашхабада, который можно обойти на основе двусторонних соглашений. На достижение этих целей и должна быть направлена дипломатическая и внешнеполитическая активность Астаны.
В перспективе Ашхабад планирует серьезно нарастить производство и увеличить экспортные объемы газа. Есть сведения о том, что к 2030 г. Ашхабад намерен утроить нынешние показатели по добыче. Для туркменских властей актуальность задачи по увеличению экспортных поставок газа обусловлена также низким уровнем внутреннего потребления газа при всевозрастающих объемах добычи. В этой связи для реализации своего экспортного потенциала Туркменистану необходимо диверсифицировать свою трубопроводную инфраструктуру.
При этом многие эксперты признают Туркмению наиболее слабым звеном среди северных соседей Афганистана. Таджикистан и Киргизия входят в ОДКБ и ШОС, имеют на своей территории российские базы. Узбекистан имеет достаточно боеспособную армию, активно сотрудничает с НАТО. Как отмечают эксперты, граничащие с республикой афганские провинции, с согласия НАТО взяты под протекторат Ташкентом. В этих условиях статус нейтралитета, которого Туркмения придерживается со времен обретения самостоятельности, может ослабить позиции Ашхабада в противостоянии террористическим угрозам.
В то же время важно отметить, что становление Туркменистана в качестве активного игрока на глобальном энергетическом рынке означает, что Ашхабаду, возможно, придется столкнуться с новыми вызовами, в том числе вызовами безопасности, так как энергетическая конкуренция, как правило, предполагает столкновение геополитических интересов участников рынка.
Безопасность и развитие ЦА неразрывно связаны с судьбой Афганистана. Как неоднократно подчеркивал президент РУ Ш.Мирзиёев, Афганистан всегда был и останется интегральной частью Центральной Азии. В этом вся суть современной узбекской политики в Афганистане.
Президент Казахстана К.Токаев подчеркнул, что государственный визит в РУ, который состоялся в апреле 2019 г., совпал с открытием Года Казахстана в Узбекистане, и отметил, что эти события послужат дальнейшему укреплению двусторонних отношений между странами. Отмечая высокий уровень торгово-экономического сотрудничества двух стран, Президент Казахстана подчеркнул, что для поддержания столь высокого показателя будут предприниматься различные меры.
В ходе государственного визита К.-Ж.Токаева в Узбекистан президенты двух стран сделали заявление. Гость заверил Шавката Мирзиеева в «преемственности» политики Н.А.Назарбаева. Заявленная лидерами двух государств задача, – поднять взаимную торговлю до $5 млрд к концу 2020 г. За январь-февраль т.г. товарооборот с Узбекистаном составил $433,5 млн. – на 16,5% больше, чем за аналогичный период 2018 г. Роста стоит ждать и в дальнейшем. Президенты Казахстана и Узбекистана подписали ряд соглашений по итогам визита К.-Ж. Токаева в Ташкент. Рассматривается вопрос создания Международного центра торгово-экономического сотрудничества на границе Узбекистана и Казахстана. Реализация проекта позволит упорядочить приграничную торговлю, улучшить инфраструктуру и создать в Центральной Азии крупный торгово-логистический хаб.
Российский и китайские факторы
2019 год внес новую динамику в развитие центральноазиатского региона. Россия готова включиться в реализацию энергетических экспортно-ориентированных инфраструктурных проектов ЦА. Реализация проекта CASA-1000 зависит от темпов согласования и финансирования. Проект подразумевает строительство ЛЭП мощностью 500 кВт от подстанции «Датка» (Киргизия) до Худжанда (Таджикистан) и от Санктуды до Кабула и Пешавара, а также конвертерных подстанций с пропускной способностью 1300 мВт в Сангтуде, Кабуле и Пешаваре с пропускной способностью 300 мВт и 1300 мВт соответственно. Ранее планировалось, что Афганистан тоже будет закупать электроэнергию. Однако в прошлом году правительство отказалось от этой идеи, оставив за страной только транзитные функции. Строительством же афганского участка – 563 км, который пересечет семь провинций, займутся две индийские компании. Они уже приступили к закупке стройматериалов.
Свою часть проекта начал выполнять Бишкек и до конца января 2018 г., как обещал нынешний президент КР С.Жээнбеков, должен был приступить к выполнению работ. Эксперты обращают внимание на высокие риски, сопряженные с реализацией проекта. «Например, подрывы ЛЭП террористами. А это уже требует от тех, кто этот проект финансирует, договариваться со старейшинами племен, по территории которых эти ЛЭП будут проходить. Афганистан – такая страна, где мало хотеть построить что-то стратегически важное, надо еще суметь обеспечить безопасность проекта. Иначе он не оправдает вложений. Между тем СБ ООН призывает рассматривать Афганистан не как угрозу безопасности в регионе, а как важного партнера. «Крайне важно интегрировать экономику Афганистана и соседних стран, в том числе государств Центральной Азии, посредством расширения взаимодействия и сотрудничества, в частности путем реализации региональных инфраструктурных, торговых, инвестиционных, транзитных и транспортных проектов», – говорится в распространенном заявлении делегации СБ ООН, побывавшей в Афганистане 13-15 января.
В свою очередь, кабульские власти заверили представителей ООН в том, что работают над созданием условий для реализации транзитных проектов газопровода ТАПИ (Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия), сети ЛЭП CASA-1000, железной дороги из Центральной Азии и Китая в Иран и Южную Азию, с выходом на порты Гвадар и Чабахар. Это откроет центральноазиатским товарам кратчайший путь к Индийскому океану и создаст возможность для импорта товаров в регион.
Кроме того, энергоемкий рынок Афганистана (разработка месторождений висмута, сурьмы, железной руды, золота и др.) требует дополнительных проектов и вложений.
В России рассматривается участие компаний в инфраструктурных проектах. Тем более что необходимые проекты разрабатывались еще в советское время. Была готова программа восстановления страны AFGAN-RELIF для интеграции страны в мировое сообщество. Россия предлагала помощь в разработке крупнейшего в мире Айнакского месторождения меди, открытого советскими геологами еще в 1973-1974 гг. Его запасы оцениваются в 705 млн. т руды. Однако власти Афганистана решили провести тендер, победителем которого в 2007 г. стал Китай. Тем не менее, месторождение 10 лет находится в законсервированным виде из-за отсутствия постоянного энергоснабжения. Аналогичная история с месторождением железных руд «Хаджигак», владельцем которой является индийская компания.
Россия обладает уникальным опытом экономического сотрудничества с Кабулом, который, как сказал «НГ» источник в российском правительстве, она готова применить на практике. Эти проекты можно будет реализовать в рамках ШОС. В этом случае закономерно надеяться на привлечение инвестиций Азиатского банка развития. Тем более что этот банк финансирует проект линии электропередачи ТУТАП (Туркменистан–Узбекистан–Таджикистан–Афганистан–Пакистан). При восстановлении энергетических связей между странами Центральной Азии появится возможность функционирования проектов CASA-1000 и ТУТАП во взаимодополняющем круглогодичном режиме. Это даст возможность для нормального обеспечения электроэнергией всех стран региона, а также обеспечит ее бесперебойный экспорт в Афганистан, страны Южной Азии и Среднего Востока.
Одной из форм якобы торгово-экономического контроля над странами Центральной Азии являются два региональных союза, в которые, на правах «старших братьев», входят РФ и Китай, и они же в этих объединениях доминируют. Получается, что не присоединиться к ШОС или ЕАЭС – значит оказаться вне рамок региональной интеграции. А если ты в этих структурах состоишь, то неизбежно будешь стремиться как можно больше получить и от Пекина, и от Москвы, а по возможности – сыграть на их противоречиях.
Что касается ЕАЭС, то в него в регионе входят, как известно, Казахстан и Кыргызстан. Астана в этом объединении, безусловно, играет роль участника, заинтересованного в двух важных для себя рынках – российском и белорусском. Кыргызстан ищет в ЕАЭС исключительно для себя экономические и финансовые выгоды, потому как его экономика по объемам невелика и находится под сильным влиянием России, Китая и Казахстана.
Тем не менее, Кыргызстан получает существенное преимущество от членства в Евразийском союзе в виде дешевых энергоносителей. Также киргизские граждане, как уже отмечалось, имеют преференции при поиске работы и регистрации в России, Казахстане и Белоруссии. В свою очередь Россия в рамках этого объединения имеет сильные позиции в энергетическом секторе Кыргызстана и может вместе с Китаем участвовать в приватизации железных дорог республики (где Москва и Пекин, скорее всего, будут выступать уже в роли не столько партнеров, сколько конкурентов).
Но позиции Китая в Кыргызстане несколько пошатнулись в последние несколько месяцев, потому как именно китайцев стали обвинять в подкупе официальных лиц в Бишкеке, а также фактах предоставления китайскому бизнесу бывшей государственной собственности Кыргызстана. Плюс покупке подданными Поднебесной гражданства Кыргызстана (кстати, получив киргизский паспорт, немало китайцев затем переезжают в Россию и ведут там свой бизнес с приличными льготами именно как представители страны – члена Евразийского союза.
Здесь, правда, надо учесть тот факт, что Китай, к примеру, рассматривает Кыргызстан ввиду крайне незначительного объема рынка как транзитную страну. Соответственно при «почти открытой границе» через нее не только теоретически можно доставлять на территорию Евразийского союза наркотики и оружие (потому как в этом объединении уже нигде не будет дальше таможенного контроля), но и фактически любые иные товары. А поскольку китайские товары идут через Кыргызстан нескончаемым потоком, то наладив их провоз беспрепятственно через китайско-киргизскую границу, можно зарабатывать огромные деньги.
Интересно, что в свое время Россия и Казахстан предлагали киргизскому руководству поставить на киргизско-китайской границе своих пограничников и таможенников. Однако Бишкек подобное предложение отверг и пообещал самостоятельно решить все пограничные проблемы. Сами же киргизские граждане только из России переводят в республику более миллиарда долларов в год, плюс они на упрощенной основе получают российские паспорта, а соответственно, — и право на приобретение в РФ собственности. В связи с их очень приличным уровнем знания русского языка они также имеют право не сдавать отдельно на российские водительские права.
Не намного лучше дела обстоят и у Туркменистана, границы которого с Афганистаном и Ираном охраняются с туркменской стороны чисто номинально. Пожалуй, только Узбекистан свою 180-километровую границу с Афганистаном держит довольно плотно, но только потому, что с сопредельной стороны проживают этнические узбеки. А им куда проще играть все-таки «по установленным правилам», нежели заниматься контрабандой и поставками наркотиков в северном направлении.
В любом случае досужие рассуждения о том, кто все-таки больше нынче контролирует Центральную Азию – Россия (которая согласно всем очевидным фактам постепенно из региона уходит) или Китай (который заинтересован в ней как источнике энергоресурсов, иного стратегического сырья, а также в виде транспортных маршрутов для своего глобального проекта «Один пояс – один путь») не учитывают главного. И Пекин, и Москва просто в силу своей истории и географической привязки к этому региону, грубо говоря, обречены вести там дела.
Ташкент одним из первых поддержал инициативу Пекина по развитию проекта «Один пояс, один путь», который позволит интегрировать транспортные коридоры из Центральной Азии через Китай и Россию с международными рынками. Инвестиции Китая помогут модернизации национальной экономики. Главы Узбекистана Ш.Мирзиёев и КНР Си Цзиньпин на встрече в Пекине договорились увеличить объем двусторонней торговли до $10 млрд. в ближайшие годы. Там же Си Цзиньпин принял приглашение президента С.Жээнбекова посетить с государственным визитом Кыргызстан в июне 2019 года.
Китай – один из крупнейших торгово-экономических и инвестиционных партнеров Узбекистана. Товарооборот по итогам прошлого года составил $6,4 млрд., а за I квартал т.г. вырос еще на 50%. Объем привлеченных китайских инвестиций и кредитов в экономику РУ превысил $8 млрд.
На встрече в Пекине главы двух государств особое внимание уделили взаимодействию в области привлечения инвестиций, инноваций и технологий в экономику Узбекистана, разработке новых совместных проектов и развитию транзитного и транспортно-коммуникационного потенциала региона.
Ряд проектов в рамках «Пояса и пути» уже реализуется между Узбекистаном и созданными под эту инициативу фондами и банками. В частности, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) заинтересовался узбекской программой развития регионов и профинансировал проект по модернизации инфраструктуры Бухарской области. В рамках инициативы «Пояса и пути» ожидается расширение транспортного коридора «Китай –Киргизия – Узбекистан». В феврале прошлого года была введена в постоянную эксплуатацию автодорога из Китая в Узбекистан. Объемы перевозок указывают на необходимость реализации второго этапа транзитного коридора – строительства железной дороги «Китай – Киргизия–Узбекистан». С вводом его в эксплуатацию Китай и страны ЦА получат выход к иранским портам Персидского залива. Ж/д коридоры позволят странам «Пояса и пути» снизить расходы на транспортировку и направить сэкономленные средства на модернизацию экономики.
Однако, по мнению некоторых экспертов, этот проект прямо противоречит национальным интересам самой Киргизии, так как вариант маршрута, на котором настаивают Пекин и Ташкент, создает для республики угрозы, нейтрализовать которые после завершения строительства будет непросто.
В Бишкеке если и соглашаются со строительством дороги, то таким образом, чтобы она соединила два киргизских региона – европеизированного севера и традиционалистского юга страны. Не случайно киргизские эксперты активно настаивают на строительстве железной дороги Север–Юг, которая связала бы Чуйскую и Ферганскую долины, решив тем самым проблемы транспортной связанности страны. Но такой проект у Китая и Узбекистана никакого интереса не вызывает. Во-первых, протяженность «северного маршрута» составляет почти 900 км. Для его прокладки необходимо построить более 30 тоннелей. «Южный маршрут» на 300 км короче и включает в себя строительство 20 тоннелей. К этому железнодорожному проекту проявила интерес Россия. В ближайшие несколько месяцев будет рассмотрена возможность российского долевого участия в этом проекте.
В результате неизбежно складывается ситуация, при которой все без исключения государства Центральной Азии просто исторически вынуждены будут балансировать между Россией и Китаем, у которых интересы в регионе достаточно сильно разнятся.
Внутрирегиональные процессы в международном контексте
Интересно взглянуть на ситуацию с геополитической точки зрения. Рассуждения многих политологов и экспертов в странах ЦА насчет того, нужен ли этот регион такой влиятельной и везде имеющей свои интересы стране, как США давно уже неактуальны. У США много иных проблем.
Поскольку вся пятерка центральноазиатских государств (а к ним американцы настойчиво и вопреки всякой логике привязывают нестабильный Афганистан) стремится сохранять с США дружеские отношения, то особой озабоченности прежде всего у политиков и военных в Вашингтоне эти страны явно не вызывают. Да и деловые возможности в Центральной Азии, по крайней мере, крупные американские компании давно уже поняли.
Вопрос только в том, намерены ли они продолжать там работать на дальнюю перспективу или не особо станут стремиться к расширению своего бизнеса.
Сложнее работать в регионе небольшим компаниям из США, поскольку организаций, которые в США вроде как должны им в этом деле помогать, очень много. Но вот толку от их деятельности именно в реальной, а не бюрократической помощи в регионе – немного. Все без исключения американские компании опасаются китайского проекта «Один пояс – один путь», в котором, так или иначе, участвует вся региональная «пятерка» государств. Китайцы при осуществлении подобного проекта рассматривают ЦА исключительно как транзитную территорию, и для них принципиально, чтобы именно китайские товары и услуги шли через регион дальше в Европу, РФ и Турцию с минимальными потерями и бюрократическими препонами.
Американскому бизнесу, в принципе, любая региональная интеграция – особенно в том, что касается таможенных и иных правил, пошлин, тарифов, оплаты поставок – крайне важна. Ведь, работая в том же Узбекистане (даже при условии, что рынок там по числу жителей довольно внушительный), они заинтересованы поставлять свои товары и продукцию и в соседние государства (в том числе и в Афганистан). Однако при совершенно разном таможенном, валютном и ином законодательствах ничего подобного в регионе до сих пор сделать невозможно. Трудно себе (по крайней мере, в данный момент) представить, чтобы, к примеру, Казахстан и Узбекистан открыли свои границы и дали возможность товарам и услугам свободно перемещаться между их территориями.
Очень важными для всего региона ЦА будут оставаться и политические расклады, которые правительство США намерено осуществлять в отношении России и Китая. На российском направлении со стороны Вашингтона все остается не только без перемен к лучшему, но и многие сюжеты (те же санкции) будут становиться все жестче и предметнее. Никаких переговоров о нормализации отношений с Москвой в американском руководстве не планируется, и это тенденция долгая, принципиальная со стороны США, и ее уже давно надо принимать как данность.
Соответственно, все те контракты, которые с Россией по торгово-экономической и иной линии имеют страны Центральной Азии (особенно Казахстан и Кыргызстан, которые входят в Евразийский союз) могут быть подвержены американскому давлению, включая и финансовое. Вместе с тем у стран Центральной Азии есть по-прежнему немало весьма эффективных лазеек, с помощью которых они даже самые жесткие антироссийские санкции смогут обходить.
США, хотя и ведут торговую войну с КНР, но продолжают вести с ней переговоры по данным проблемным вопросам. Китайская сторона то идет на некоторые уступки, то «упирается», переговоры откладываются, переносятся, но все же ведутся – причем к взаимной заинтересованности обеих сторон. Это в свою очередь дает возможность странам ЦА не особо опасаться (по крайней мере, на данном этапе) того, что их могут наказать американцы за те же китайские кредиты или совместные проекты в рамках китайской инициативы «Один пояс — один путь».
Совершенно очевидно и то, что при всем повышенном (вроде бы сейчас) интересе целого ряда американских компаний к региону ЦА (особенно Узбекистану, чей президент в мае прошлого года во время посещения Вашингтона на очень многих американских политиков и бизнесменов произвел большое впечатление) китайские позиции в Центральной Азии несоизмеримо прочнее и перспективнее. Поэтому США уже признают, что в плане инвестиций они вряд ли смогут на равных соперничать с КНР (особенно в плане выдачи крупных кредитов). Между тем те ниши, которые бизнесу США местные власти будут отводить, даже в этих условиях сулят американцам неплохие прибыли.
США сейчас (на первом месте в этом направлении будет Узбекистан) намерены укрепить в регионе свое политическое, культурное и гуманитарное присутствие. Изучение английского языка, посыл добровольцев Корпуса мира (не важно, чем они будут там на самом деле заниматься). Проведение бизнес-семинаров и принятие в США делегаций из Узбекистана на всех уровнях, открытие американских специализированных школ и курсов по изучению практики современного бизнеса – все это этапы большого пути, который США, несмотря на удаленность ЦА от них, намерены с далеко идущими планами в ближайшие 5-7 лет настойчиво проходить.
Расстановка сил на азиатской сцене на ближайшие десятилетия будет определяться соперничеством в тройке «США – Китай – Россия». Шелковый путь мог бы оказаться важным инструментом такого соперничества. Ось Россия — Китай или Американо-Российское entente cordiale (сердечное согласие) во многом определили бы грядущую динамику сил в Азии. Если будущий альянс сложится таким образом, то можно предположить, что Индия, Япония, Австралия и страны – члены НАТО окажутся просто второстепенными игроками в установившемся динамическом балансе сил. А, может быть, Индии достанется в нем не периферийная, а центральная роль. В таком случае возникает вопрос, как она сможет играть активную роль в новых проектах Шелкового пути.
В рамках этих рассуждений можно напомнить, что Индия, как мы уже отмечали, предложила свои собственные программы, такие как «Путь пряностей», «Хлопковый путь» и древние морские пути с особым акцентом на Центрально-Азиатский регион. В рамках этих программ тщательно прорабатываются два сценария активного участия Индии: в качестве независимого инициатора альтернативного проекта Шелкового пути или в качестве активного участника реализации существующей инициативы.
Было бы важно разобраться, какой из вариантов более благоприятен для укрепления позиций Индии. Но при реализации любого из этих двух сценариев активная роль Индии может плавно изменить всю картину дипломатии Нового шелкового пути. Усилия нынешнего индийского правительства влили новую энергию в коридоры индийского внешнеполитического ведомства, и результатом их может стать успешный синтез разных инициатив Шелкового пути.
В двух регионах – достаточно отличных друг от друга – на Ближнем Востоке и в Центральной Азии происходит усиление религиозного фактора и меконфессионального соперничества. Также имеет место трансформация понятия суверенитета, возникновение новых конфликтов; происходит усиление влияния международного терроризма. С геополитической точки зрения идет процесс становления новых региональных держав и формирование новых альянсов.
Мы становимся свидетелями глубоких и еще до конца неосознанных сдвигов в привычной политической картине мира и человеческого социума, которые сопровождаются изменением соотношения сил на мировой арене. Нарастают проблемы архаизации местных обществ перед лицом новых социально-политических вызовов и соотношение традиции и модерна. В качестве основной геополитической посылки К ним относятся возвышение Китая и Индии, «активистская» роль России на мировой арене, декларируемое возвращение США к большему изоляционизму при наращивании реальной вовлеченности в мировые дела, обострение внутренних проблем в ЕС, кризис элит на Западе, всплеск этнонационализма и др.
Модели государственного строительства в двух регионах отличаются по степени устойчивости. На Ближнем Востоке десятилетиями господствовал арабский национализм; в ЦА абсолютизируется суверенитет. Добавим, что подобный анализ затруднен в силу примерно 50-летней исторической дистанции двух процессов. Эти процессы происходили в совершенно разных исторических условиях. Так, при становлении государственности в ЦА решающую роль сыграли внешние силы. Сегодня вопросы суверенитета выглядят по-разному на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
В арабском мире ослаблению государственности способствовали объективные и долгосрочные факторы. В нашем регионе угроза десуверенизации существует на перспективу, но специфика международного расклада сил пока способствует выживанию молодых государств ЦА. По мнению экспертов, государства региона испытывают все больший нажим экстремистских группировок, действующих на Ближнем Востоке и в Афганистане. Этот регион в их глазах представляет собой ценный ресурс, борьба за который началась сразу после обретения независимости.
В РК объектами внимания исламистов являются Южный и Западный Казахстан. В целом, основной причиной появления и усиления международного терроризма специалисты видят в процессе глобализации.
В данном контексте следует рассматривать проблему гибридизации (в военном смысле) и гибридных режимов с точки зрения политического устройства. Государства ЦА, по мнению аналитиков, представляют собой типичный пример гибридных режимов – сочетание авторитаризма и фасада из демократических институтов. Но не исключается, что в будущем это сочетание может дать самые неожиданные результаты в результате воздействия стремления к модернизации и экономическому росту.
Говоря о феномене архаизации и возрождения традиционализма, ряд исследователей вполне обоснованно утверждает, что советская модернизация не была для местных обществ одной лишь формой без содержания. Они получили широкий круг образованных специалистов, собственные кадры управленцев и современные для ХХ века институты. Это разительно отличает советскую Среднюю Азию от ее восточных соседей и арабского мира, где ностальгия по прошлому и его идеализация всегда были распространены еще с колониальных времен. Основной вывод, который делают ученые, заключается в том, что разрушение прежних (светских, проевропейских, социалистических и т.д.) институтов в ходе возрождение традиционализма неизбежно ведет к архаизации (т.е. социальному упадку) и фрагментации общества.
Также ряд экспертов считает, что борьба за передел власти и собственности в условиях традиционного общества имеет высокие шансы вылиться в гражданскую войну (что и наблюдалось в 1990- гг. в Таджикистане, а также в ходе переворотов в Киргизии в 2005 и 2010 гг.). В ходе данного процесса затрагивается проблема распада официальных структур, прежде всего силовых, в ходе конфликтов, истоки которых лежат в усилении традиционных и архаичных институтов. Особенно это касается государств Ближнего Востока (наглядный пример – Сирия).
* * *
Основной вывод: в отличие от Ближнего Востока Центральная Азия располагает более широким и рациональным набором экономических, политических и военных средств с опорой на многие внешние силы, который волей или неволей обеспечивают баланс сил и сохранение стабильности в регионе. Сравнение со странами Ближнего Востока можно рассматривать как своего рода предупреждение постсоветским республикам Центральной Азии, чтобы они не повторили судьбу стран Ближнего Востока, которые в результате т.н. «Арабской весны» откатились в своем развитии на десятилетия назад, и чтобы наши государства сохранили все лучшие достижения советской эпохи в социальной и технологической областях.