Общественно-политический кризис в Сирии начался весной 2011 г. Довольно быстро локальное гражданское противостояние переросло в широкомасштабную гражданскую войну. Не снимая ответственности с сирийских властей, приходится констатировать, что активнейшее участие в этом конфликте практически с самого его начала приняли международные террористические группировки и организации, исповедующие радикальную идеологию. Беспрецедентный характер носит и уровень вовлеченности в сирийский конфликт других стран, включая ведущие мировые державы и все без исключения соседние государства.
Последствия войны для сирийского народа и сирийской экономики
За 7 лет сирийская война унесла жизни от 500 до 800 тыс. чел. Около 120 тыс. считаются пропавшими без вести. Свыше 5 млн. чел. от ужасов войны бежали в соседние страны. 7,6 млн. сирийцев стали внутренними переселенцами. До войны численность населения страны составляла 18,5 млн. чел. То есть, по приблизительным подсчетам, с начала гражданской войны население Сирии сократилось почти на 30%.
Еще совсем недавно цветущая страна понесла колоссальный материальный ущерб. Если в 2010 г. добыча нефти составила 385 тыс. баррелей в сутки, то в 2017 г. – 16 тыс. баррелей. Добыча газа в 2010 г. ежедневно достигала 21 млн. м3, в 2016 г. – 8,7 млн. м3. Порядка 300 тыс. зданий разрушены.
В 2005-2010 гг. средний темп роста ВВП был плюс 19,04%. В 2011-2016 гг. – минус 17,52%.
По оценке старшего советника Всемирного банка по реконструкции и модернизации в странах Ближнего Востока и Северной Африки Абдаллы аль-Дардари, чтобы вернуть ВВП Сирии хотя бы к показателям довоенного периода ($60,2 млрд.), необходимы инвестиции на сумму не менее $200 млрд. По мнению авторитетных экспертов, до начала гражданской войны Сирия была близка к тому, чтобы перейти из разряда стран с доходами ниже среднего уровня в разряд стран с уровнем дохода выше среднего.
Рассматривая проблемы эволюции сирийского восстания и политической ситуации на Ближнем Востоке, можно назвать современный период его развития переломным. Подобное развитие событий во многом определяется ходом гражданской войны в Сирии, в которую оказались активно вовлечены крупные международные и региональные державы. В результате длящейся более 7 лет гражданской войны в Сирии ее политическая система оказалась фактически разрушенной и ее предстоит отстраивать заново.
Ближний Восток, в первую очередь Ирак и Сирия, превратился в 2015 г. в военный, идеологический и финансовый магнит, притягивающий джихадистов со всего мира – французов, бельгийцев, британцев, американцев, тунисцев, ливийцев, саудовцев, а также россиян, узбеков, казахов, уйгуров. Поставив задачу убрать очередной светский режим, Вашингтон и его союзники помогали антиправительственным силам, какой бы идеологии те ни придерживались. Краткосрочные цели совпадали. В итоге сложилась ситуация, когда США сами в определенной мере попали под влияние созданной ими же картины происходящего, начав оперировать в этой фальшивой системе координат.
Псевдореальность, созданная западными и аравийскими СМИ и информационными технологиями, воздействовала и на поведение западных и ближневосточных лидеров. Они не хотели воспринимать реальную угрозу: в случае слома государственной структуры и поражения армии режима, в Сирии установилась бы такая же власть (безвластие) джихадистов, как и в Ливии, а дальше были бы Ливан и Иордания, а потом и Саудовская Аравия.
Впервые в постсоветской истории Россия развернула на удаленном театре военных действий межвидовую группировку, включающую смешанное авиационное соединение, подразделения сил специальных операций, морской пехоты, ВДВ, сухопутных войск, силы и средства противовоздушной обороны (морского и наземного базирования), боевые бронированные машины, артиллерию, комплексы связи и управления, радиоэлектронной борьбы, подразделения разведки, материально-технического обеспечения (МТО). Это была демонстрация возможности страны подкреплять в случае необходимости свои политические акции силовыми методами.
Задававшие прежде тон на арабской арене страны, такие как Ирак, Сирия, Ливия и отчасти Египет и Алжир, оказались лишены права в результате событий «арабской весны» играть свою прежнюю роль, в том числе в вопросе формирования настроений широких масс арабского населения Ближнего Востока.
Запад, прежде всего США, сейчас стремятся всеми силами не допустить региональных геополитических подвижек в пользу России по результатам ее участия в военных действиях на сирийской территории. Сирийский опыт ясно показал, что насильственному проведению демократизации региона, маскируя ее под «арабскую весну», то есть якобы спонтанное волеизъявление народных масс, можно успешно противостоять.
Этнический фактор
В числе серьезных факторов, дестабилизирующих ситуацию в Сирии, следует рассматривать курдский вопрос. Курды – вторая по численности неарабская этническая группа в Сирии (по разным оценкам, от 9 до 11% населения). Большинство исповедует суннитский ислам. Незначительная часть входит в группы езидов и христиан. В курдском обществе племенная принадлежность остается до сих пор очень важной составляющей в социальных отношениях. Преимущественно они занимаются скотоводством и ведут полукочевой образ жизни; проживают па северо-востоке страны. Среди курдов, проживающих в Дамаске и Алеппо, немало предпринимателей, представителей научно-технической и творческой интеллигенции. В течение многих лет эта этническая группа испытывала на себе воздействие политики арабизации, режимных ограничений и экономических притеснений. Одним из наиболее болезненных вопросов для курдов являлся вопрос об официальном гражданстве.
В качестве возможного союзника в войне против ИГИЛ эксперты называли курдских ополченцев, живущих на севере на границе с Турцией. Так, они собственными силами выбили ИГИЛовцев из провинции эль-Хасеке, которую полностью контролируют. Но в выстраивании взаимодействия с курдами понадобятся непростые дипломатические усилия, поскольку, во-первых, у них не слишком благоприятная история отношений с режимом Асада; во-вторых, на курдов уже делает ставку коалиция во главе с США. Наконец, ситуация осложняется глубокими конфликтами между курдами и турками. Тем не менее, кооперация с курдами возможна в северной Сирии, несколько южнее зоны их компактного пребывания, а при наличии специальных договоренностей (обещания на будущее) даже при блокировании Алеппо. К северу от Дамаска (прежде всего район Хомса) активно действует ополчение из северокавказской диаспоры (сирийские черкесы), которые по факту выступают на стороне правительства.
Во внутриполитическом урегулировании и послевоенном устройстве Сирии курды могут и должны сыграть большую роль. Чтобы остаться в прежних границах, сирийскому государству придется выработать более мягкую форму этнического представительства. Остаются еще друзы – большая конфессиональная группа, которая требует внимания. Между тем расширение прав курдов и прочих этнических меньшинств пока не относится к задачам ни официального Дамаска, ни многих представителей суннитской оппозиции, которые предполагают закрепить в будущей Сирии доминирование большинства.
Сложности к оценке ситуации вокруг сирийского кризиса добавляет наличие палестинского фактора. Пребывание палестинцев в Сирии связано с результатами арабо-израильского конфликта – оккупацией Израилем палестинских территорий и возникновением проблемы беженцев. В Сирии находилось 10 лагерей беженцев. В наиболее крупном из них – лагере Ярмук, расположенном южнее Дамаска, проживало около 140 тыс. человек.
Немаловажное значение для оценки ситуации вокруг сирийского кризиса имеет и друзский аспект. Друзы – арабоязычная конфессиональная группа, проживающая, в основном, в юго-восточной части страны. По оценкам востоковедов, корни формирования друзской религиозной секты связаны с ответвлением от шиитского направления и уходят в начало XI в. Представители этой религиозной группы проживают также в Ливане, Иордании, Израиле, странах Северной и Латинской Америки. На протяжении новой и новейшей истории для них в числе главных приоритетов выступали: политический нейтралитет, замкнутость, тесная сплоченность, энергичность по отстаиванию своих интересов, фокусирование на самообороне, защита земельных и собственнических интересов общины.
В докризисный период христиан в Сирии отличали, по местным стандартам, достаточно высокий уровень жизни и материального благосостояния, сосредоточение в наиболее крупных городах. Взаимоотношения с режимом Асадов носили характер сотрудничества. Благодаря традиционной тяге к образованию, трудолюбию и групповой солидарности они занимали крепкие позиции в бизнесе, управленческом аппарате, армии, местных силовых структурах. Вместе с тем, христиане, как и представители ряда других меньшинств, испытывали определенные ограничения в правах: непропорционально низкое представительство в парламенте, законодательно закрепленное отсутствие возможности занимать высшие руководящие должности в системе государственных органов.
В ходе кризиса представители христианских кругов подверглись со стороны боевиков радикальных исламистских структур, связанных с «Аль-Каидой», нападкам повышенной жестокости и массовым гонениям. Угрозы подобного рода сохраняют свою актуальность и в отношении черкесских этнических групп. В настоящее время черкесские диаспоральные группы занимают прочные политические и экономическими позиции в стране, обладают определенными информационными возможностями и протестным потенциалом, поддерживают контакты с соплеменниками в США и странах Западной Европы.
К числу элементов, формирующих деструктивную этноконфессиональную обстановку в Сирии, теперь добавилась религиозная радикализация общества и широкое распространение экстремистских течений.
Обострению ситуации способствовали социально-экономические трудности, снижение уровня жизни населения, безработица, увеличение потока беженцев из соседнего Ирака (по некоторым данным, более 1 млн. человек). На этом фоне исламисты, воспользовавшись некоторым ослаблением контроля со стороны местных спецслужб, активизировали работу по расширению сети нелегальных ячеек в стране и созданию при мечетях школ для воспитания молодежи в фанатично-религиозном духе.
К радикальным течениям ислама примкнула часть суннитской общины Сирии. Исламисты предпринимали усилия по внедрению своих сторонников в государственные учреждения страны и руководящую БААС. Благодатной почвой для экстремистской религиозной пропаганды в САР стали проживающие в стране мусульмане-иностранцы, многие из которых настроены весьма радикально. В то же время подрывную работу развернули возвратившиеся с разрешения властей в Сирию из эмиграции некоторые представители организации «Братья-мусульмане».
Динамика развития сирийского кризиса относительно этого фактора показала, что в марте 2011 г., т.е. уже через месяц после начала выступлений демократически настроенной интеллигенции, произошло активное вовлечение в конфликт вооруженных исламистских группировок, поддерживаемых из-за рубежа. В дальнейшем они набрали вес, влияние и стали фактически одной из главных сторон – участниц конфликта. Широкое использование суннитской религиозной риторики с их стороны привело к росту сектантских настроений по всей стране.
Деятельность джихадистских формирований отличали повышенная агрессивность и необоснованная жестокость по отношению к противникам. Проявлению их активности способствовали информационная, военная и финансовая поддержка США, ряда стран Западной Европы, Саудовской Аравии, Катара и Турции, а также участие обладающих боевым опытом наемников из Афганистана, Ливии, Ирака, Египта, Турции и других стран.
В настоящее время в боевых действиях на территории Сирии принимают участие представители многих стран. Для региона не в новинку присутствие здесь организаций и военных группировок, объявивших зоной своих действий весь Ближний Восток или его часть.
Впервые информация о присутствии «Хезболлы» на территории Сирии появилась в СМИ во второй половине 2011 г. Самым эффектным примером участия подразделений «Хезболлы» на стороне сирийской армии стали бои за город Эль-Кусейр летом 2013 г. Успех в Эль-Кусейре использовался как сирийским правительством, так и «Хезболлой» для демонстрации своей силы: об остальных операциях представители партии не распространялись так открыто. Есть данные об участии «Хезболлы» в боях за Алеппо, Хомс, Дераа и Дамаск, которые не подтверждались официально.
Что касается Ирака, где ИГ закрепилось на северо-западе, то пока нет сведений о присутствии боевиков «Хезболлы», но партия использует жесткую риторику по отношению к событиям в этой стране. Действия ИГ привели к передислокации иранских и иракских боевиков, находившихся до этого в Сирии. Вновь обостряется ситуация в районе Каламун, и «Хезболла» вынуждена усиливать свое присутствие на границе Ливана и Сирии, чтобы сохранить стабильность. «Нырнув в сирийскую пучину», «Хезболла» подтвердила, что от успеха этой кампании зависит ее существование. Война в Сирии воспринимается партией в рамках борьбы с такфиризмом и, опосредованно, с Израилем и Западом. Она озабочена структурными изменениями в регионе и желает уменьшить их последствия. Для нее недопустимо ослабление Ирана в случае победы просаудовских сил в Сирии, это непосредственно скажется на ситуации в Ливане, который, как лакмусовая бумага, отражает любые изменения в регионе.
По мере разрастания конфликта в Сирии международные террористические группировки объявили эту страну «территорией джихада» и борьбы за установление «всемирного халифата». Причем свои намерения они подтверждали делами: разрушая монастыри и церкви, насаждая на «освобожденных территориях» свои «порядки», включая создание «шариатских судов», выносящих смертные казни. Разумеется, цивилизованным государствам было «неудобно» оказывать поддержку подобным элементам, творящим в Сирии бесчинства. Особенно после того, как о военных преступлениях и преступлениях против человечности, совершаемых террористами, стали публично говорить даже такие поддерживаемые Западом структуры.
Раскрытие все новых фактов, свидетельствовавших о том, что цель джихадистов – не победа в Сирии демократии, а установление контроля над территориями и инфраструктурой и насаждение собственных порядков, заставили спонсоров оппозиции запустить в оборот другой тезис. Надо было найти «умеренную альтернативу» исламистским бандам. Эта роль была отведена Сирийской свободной армии (ССА).
Весьма показательным в этом плане стал доклад авторитетного центра оборонных исследований «Джейнс», согласно которому против правительства в Сирии воюет «армия» из 100 тыс. боевиков, «распадающаяся» на тысячу разрозненных отрядов. Из них 10 тысяч – сторонники идеи «всемирного джихада», 30-35 тысяч – радикальные исламисты с сугубо сирийской повесткой дня, еще 30 тыс. – «умеренные» исламисты. Таким образом, становилось ясно, что никакой светской или демократической оппозиции в рядах комбатантов практически нет.
К середине 2014 г. к ИГ присоединилось около 12 тыс. бойцов из разных стран, а на 2016 г. их насчитывалось уже более 30 тыс., почти из 90 стран мира. Иностранные сторонники джихадистского движения имеют собственных авторитетных проповедников, которые мало связаны с Ираком или Сирией, а нередко и не известны в среде традиционной мусульманской иерархии.
Иностранцы отправляются в Сирию и Ирак не только для того, чтобы присоединиться к «Исламскому государству» и другим джихадистам. Согласно исследованиям турецкого Центрального стратегического института, только из Турции по состоянию на середину 2016 г. в Сирию выехало около 8 тыс. будущих бойцов курдских «Отрядов Народной самообороны» (YPG), часть из них – граждане Турции, часть использовали ее как транзитную страну. В середине 2015 г. в рядах союзников YPG уже насчитывалось около 400 бойцов из Америки, Австралии и Западной Европы.
Несколько отличается ситуация с западными левыми. Часть из них поддерживает левые движения Ближнего Востока и даже отправляет добровольцев в Сирию. С другой стороны, среди западных левых есть сторонники джихадизма, именно в силу его антизападной направленности. Левые обращали внимание на мусульман как социальную базу и до возникновения ИГ. Интерес джихадистов в развертывании европейского фронта подтверждается не только призывами к европейским союзникам вести террористическую деятельность, но также и постоянным напоминанием о Европе как символе успешности мусульманской экспансии в эсхатологические времена.
Особенности политической модели САР
Для современной Сирии характерно сильное президентское правление с опорой на армию и спецслужбы. Эта политическая система сложилась при президенте Хафезе Асаде (1971-2000 гг.) и была в значительной степени обусловлена сохранявшимся в то время состоянием конфронтации с Израилем и режимом чрезвычайного положения, введенным в начале 1960-х гг. Основную роль в политико-партийной жизни государства традиционно играла Партия арабского социалистического возрождения (ПАСВ), основанная в Сирии в 1947 г. При этом, несмотря на то, что ПАСВ продолжала занимать ключевое место в политической системе в годы, предшествовавшие началу трагических событий в Сирии, – или БААС) для партии были характерны известная деидеологизация, усиление прагматических начал, переориентация с панарабских на внутренние дела.
Тем не менее, в стране существовали оппозиционные объединения, добивавшиеся перемен и предлагавшие свое видение путей реформирования сирийского государства. Многие имели отделения за рубежом. Это и Национальный координационный комитет за демократические перемены, и Национальный фронт за перемены и освобождение, и Течение за строительство государства, и Партия демократического союза Курдистана, и Демократическая платформа, и др. В рядах этих и других партий немало известных в Сирии и за ее пределами деятелей (Х.Манаа, Х.Абдель-азым, Р.Насер, А.Хейр). Некоторые из них были репрессированы.
Таким образом, с начала конфликта в Сирии в 2011 г. у Запада, нацелившегося на свержение Б.Асада, была возможность выстроить сотрудничество с этими силами. Однако у всех этих объединений был один «недостаток», не позволявший США и их союзникам взаимодействовать с ними: они твердо выступали против силового вмешательства в Сирию и не желали слепо выполнять команды из-за рубежа. В этих условиях, простимулировав всплеск «народного гнева» и подготовив повстанцев, но не получив быстро нужного результата, США и их союзники решили пойти опробованным на многих регионах мира путем, а именно – создать за рубежом оппозиционные группы и, поддержав их материально, политически и медийно, объявить их настоящей, популярной политической силой, противостоящей режиму и нацеленной построить демократическое и свободное общество. Вашингтону были нужны люди, готовые проводить его политику в сирийских делах.
2 октября 2011 г. в г. Стамбуле был создан Сирийский национальный совет (СНС). За его учреждением стояли Франция и Катар, однако этот шаг поддерживался «Группой друзей Сирии» (неформальный клуб из 107 государств, объединенных целью свержения Б. Асада).
СНС был сформирован из представителей движения «Братья-мусульмане» и базировавшихся на Западе т.н. «сирийских правозащитников» (граждан Франции – Б.Кодмани, США – Р.Зияде, подданного Великобритании – А.Монаджед, и т.д.). Все эти «активисты» работали или были тесно связаны с крупными британскими и американскими фондами (Совет по международным отношениям, Американский институт мира, Движение за справедливость и развитие, Совет по демократии, Общество Генри Джексона, британские Чатэм-хаус и Центр стратегических исследований и коммуникаций, и др.), цель которых — поддерживать «демократию и права человека». Еще с 2006 г. эти организации начали массированную кампанию по «продвижению демократических стандартов в Сирии».
По прошествии полутора лет с начала сирийского кризиса 11 ноября 2012 г. в Катаре «Группой друзей Сирии» была создана т.н. «Национальная Коалиция революционных и оппозиционных сил» (НК). Объединение состояло из эмигрантов, финансировалось из-за рубежа и было неизвестно сирийцам, большинство из которых узнали про Нацкоалицию из СМИ. В принятой новоиспеченным объединением декларации первым пунктом указывались не реформы и права человека, а отказ от диалога с властями и безоговорочный курс на свержение Б.Асада.
Экспертами признавалось, что именно террористические группировки, в первую очередь, «Исламское государство», стали основной вооруженной силой, противостоящей правительству. Их бойцы получали более щедрое содержание, в их распоряжении было современное оружие. ИГ в совершенстве владело медийными и пропагандистскими технологиями, которые позволяли ему вербовать новых членов, в т.ч. из стран ЕС и США. ИГ быстро завоевывало новые территории, для группировки не существовало государственных границ. Захватив обширные земли в Ираке, ИГ затем объявила сирийский г.Ракка столицей «халифата».
Россия поддерживала постоянный канал связи с обеими сторонами конфликта. Таких преимуществ не было больше ни у кого. США и их союзники ограничили себе поле для маневра. Объявив сирийского президента вне закона и сделав ставку на Нацкоалицию, Запад столкнулся с ситуацией, когда Б. Асад не только не потерял популярности, но и без труда выиграл выборы летом 2014 г. А США и их союзники были вынуждены продвигать НК, которая к 2015 г. представляла из себя печальное зрелище.
В деле смены режима в Сирии Запад действовал испытанными методами. В центр стратегии были поставлены поддержка выборочных оппозиционных движений и агитация переходить на «правильную сторону истории». Однако создать «пятую колонну» заранее в Сирии Запад не смог: политическая система и работа органов безопасности в стране были построены таким образом, чтобы минимизировать внешнее деструктивное вмешательство во внутреннюю жизнь государства. В итоге, в более сильном положении оказались патриоты страны, а не те, кто рвался к власти с помощью иностранных покровителей.
Методы и политика Соединенных Штатов
США в целях реформирования внешней политики Сирии в сторону подчиненности и управляемости пытались сломить режим Б.Асада. Решая эту задачу, американцы прибегали в этноконфессиональной сфере к применению таких методов:
– искусственное провоцирование и стимулирование суннито-шиитских разногласий;
– подогревание исламо-христианских противоречий;
– углубление курдской проблемы;
– затормаживание решения арабо-израильского конфликта.
В качестве наступательных принципов деятельности США использовали:
– легитимацию перед мировым общественным мнением и гражданами США путем выработки ежегодных докладов о свободе вероисповедания в странах мира (в соответствии с законом «О международной свободе вероисповедания», принятого Конгрессом США в ноябре 1998 г.) и присвоения себе права самостоятельно избирать «международных нарушителей» в религиозной сфере, принятия к ним ими же выбранных мер воздействия;
– навязывание нетрадиционных для ближневосточных обществ религиозных или социально-политических нововведений, игнорирующих традиционный уклад жизни, но приводящих к обострению внутриполитических конфликтов внутри арабских государств;
– манипулирование общественным сознанием на международном уровне с «правом на самоопределение», когда право на самоопределение народа игнорируется в пользу права на самоопределение отдельных меньшинств;
– информационное акцентирование на ошибках в национальной политике страны для целенаправленного разжигания национальной и религиозной розни между отдельными людьми, группами, партиями;
– избирательность экономической, военной, информационной и внешнеполитической поддержки определенных этноконфессиональных партнеров в ходе конфликта; предоставление некоторым из них социально-политических и экономических привилегий и преференций;
– широкомасштабную поддержку оппозиции законным властям.
В заключение представляется целесообразным отметить, что отличительной чертой ситуации в САР является многофакторная комбинаторика взаимодействия и противоборства широкого спектра мировых и региональных сил за удержание собственных позиций в Ближневосточном регионе.
Данная методика и ее знание важны и для Казахстана, т.к. они могут быть применены и против РК и других государств ЦА.
Подводя итоги, стоит отметить, что все исследуемые глобализационные проекты являются следствием сочетания современной цивилизационной парадигмы в тактическом и техническом аспекте и переосмысленных традиционных мусульманских ценностей в стратегическом и содержательном аспекте. Само их появление свидетельствует о том, что полное копирование западного проекта нежизнеспособно в пространстве «вторичной секуляризации», и вестернизированные режимы в течение нескольких десятилетий отошли в прошлое. Эти средства стали использоваться в пределах нескольких новых проектов и стремятся создать глобальную цивилизацию, которая станет альтернативой, а в конечном итоге, как считают некоторые мыслители, победит Запад в конкурентном состязании.
Операция российской армии в Сирии
Операция в Сирии стала первой после Афганистана миссией, которую Россия проводила за пределами постсоветского пространства. В ней были задействованы Воздушно-космические силы, Военно-морской флот, Силы специальных операций и военной полиции ВС РФ.
Российские военные сыграли большую роль в переломе ситуации на фронтах. Они были направлены практически во все формирования сирийской правительственной армии, вплоть до батальонов. Не подменяя сирийских командиров, российские военные специалисты стали оказывать им помощь в организации ведения разведки, управления боевыми действиями, всестороннего обеспечения войск. Уже первые точечные удары авиации ВКС РФ по позициям террористов подняли боевой дух сирийских военных, позволили им перейти от пассивных оборонительных боевых действий в наступление сразу на нескольких направлениях. Практически все операции, проведенные сирийскими правительственными войсками в Алеппо, Пальмире, горной Латакии, провинциях Хама, Идлиб, Дараа и Дамаск, были спланированы, подготовлены и осуществлены под руководством российских военных советников.
Большинство наиболее подготовленных кадровых офицеров сирийской армии погибли в боях. Обескровленная и обессиленная к 2014 г. армия САР отступала на всех направлениях. Под контролем Дамаска осталось не более 10% территории страны. В Восточной Гуте при помощи иностранных спонсоров было сформировано «теневое правительство» джихадистов, которое уже готовилось войти в Дамаск и объявить его столицей «Исламского государства». Если бы российская армия не вмешалась в сирийские события в сентябре 2015 г., то дни Сирии как государства были бы сочтены, а ее территория стала бы второй «черной дырой» после Ливии.
Большой вклад внесли российские технические специалисты. Они организовали ремонт и восстановление вышедшей из строя и подбитой боевиками военной и специальной техники, а также вооружения. Были отремонтированы несколько сотен танков, боевых машин пехоты, бронетранспортеров, артиллерийских орудий, ракетных комплексов, тысячи стволов стрелкового оружия. Ремонтно-восстановительные работы шли круглосуточно. Благодаря российским военным специалистам практически с нуля была восстановлена боеспособность артиллерии и ракетных войск сирийской правительственной армии, система противовоздушной обороны.
Действенной единицей стал 5-й штурмовой ударный корпус сирийской армии, сформированный и обученный российскими военными советниками. Как признают сирийские офицеры, благодаря российским военным специалистам правительственная армия стала более опытной. Сирийцы многому научились, начиная масштабными боевыми действиями на открытой местности и заканчивая локальными операциями в городской застройке.
При проведении операций конца 2015 г. – первой половины 2016 г. для сирийских военных стало очевидно, что вместе с Россией они победят быстрей и с меньшей кровью. Поддержка российских ВКС позволила сирийским правительственным войскам остановить территориальную экспансию террористических группировок и начать наступление в провинциях Хама, Идлиб, Алеппо, Дамаск. Ежедневно ВКС РФ наносили от 18 до 88 ударов по позициям «Исламского государства». Благодаря ударам ВКС и ВМФ России террористы лишились более чем половины доходов от незаконно добываемой на сирийской территории нефти.
В 2016 г. правительственная армия при поддержке России и Ирана провела ряд успешных наступательных операций. Были освобождены Пальмира, представлявшая собой сильно укрепленную, заминированную со всех направлений крепость, г. Эль-Карьятейн, главный оплот «Исламского государства» в провинции Хомс, Алеппо – экономическая столица страны и важнейший город после Дамаска. Операция по освобождению Алеппо является одной из самых сложных как в военном, так и в гуманитарном плане. Ведущую роль среди экстремистских группировок, закрепившихся в Восточном Алеппо, играла «Джабхат Фатх аш- Шам». С ней тесно взаимодействовали группировки «Иста- кым камаа март» и «Нуреддин аз-Зинки» (командир — Тау- фик Шехаб ад-Дин, по одним данным, бывший владелец мясной лавки, по другим — просто мясник). По утверждениям представителей сирийской умеренной оппозиции, «Истакым камаа март» была создана из фанатиков как своего рода заградительный отряд.
В числе причин ожесточенности и длительности боев по освобождению Алеппо следует назвать помощь террористическим группировкам со стороны стран международного альянса под руководством США. Боевики это особо и не скрывали. В город поступало оружие и боеприпасы, экстремистов обучали иностранные военные специалисты, раненых вывозили на лечение за пределы Сирии – в Турцию и Израиль. По некоторым данным, в бои за Алеппо были вовлечены и западные спецслужбы. В частности, «Джейш аль-Фатх» получала материалы радиоперехвата и иную разведывательную информацию с военных кораблей западной коалиции, развернутых в Средиземном море.
30 сентября 2018 г. исполнилось три года с начала операции российской армии в Сирии, изменившей расклад сил в регионе. За время участия российских войск в сирийской войне были уничтожены свыше 87,5 тыс. боевиков. Удалось освободить 1411 населенных пунктов, в том числе ключевые города. Разблокированы основные коммуникации. По состоянию на 1 декабря 2018 г., правительственные силы контролируют территорию, на которой проживает более 90% населения страны.
Как отмечают иностранные эксперты, сирийская операция показала, что возможности российской армии, в том числе Сил специальных операций, по ведению действий за пределами бывшего СССР значительно возросли. Армия России смогла достичь максимального эффекта относительно небольшими средствами, не привлекая сухопутные силы.
После освобождения каждого района Сирии от террористов на первый план деятельности российских военных всегда выходит гуманитарная составляющая. Первым делом решаются вопросы подачи воды, электроэнергии, доставки предметов первой необходимости, оказания медицинской помощи. Российские военные помогают местным властям поддерживать общественный порядок. Российские военные полицейские патрулируют освобожденные районы для недопущения провокаций.
Первая партия гуманитарной помощи в Сирию по поручению правительства России была доставлена 12 марта 2012 г. В феврале 2016 г. в целях прекращения боевых действий на территории Сирии был создан Центр по примирению враждующих сторон (ЦПВС). Результатом деятельности российских военных по соблюдению режима прекращения боевых действий стало подписание 2518 соглашений о присоединении к процессу примирения. 234 вооруженных формирования заявили о своей приверженности принятию и выполнению условий прекращения боевых действий.
17 ноября 2015 г. можно считать началом второго этапа операции ВКС РФ в Сирии. Он характеризуется наращиванием интенсивности ударов авиации, крылатых ракет воздушного и морского базирования, применением самолетов дальней авиации с территории России, расширением номенклатуры целей за счет объектов инфраструктуры и транспортных средств, обеспечивающих добычу и контрабандную поставку нефти в интересах ИГИЛ.
18 сентября 2017 г., на основании достигнутого при посредничестве России, Турции, Ирана и ООН в Астане соглашения о создании зон деэскалации, был сформирован ирано-российско-турецкий координационный центр для согласования действий сил контроля деэскалации в зонах деэскалации.
18 июля 2018 г. по согласованию с официальным Дамаском на территории Сирии российской стороной был создан Центр по приему, распределению и контролю над размещением беженцев. Через два месяца данная структура была объединена с ЦПВС. Полное наименование в настоящий момент –Центр по примирению враждующих сторон и контролю над размещением беженцев.
Как отметил французский политолог И.Деланоэ, эта деятельность мало известна и часто рассматривается наблюдателями из стран НАТО со снисхождением, однако эта кропотливая и незаметная, на первый взгляд, работа принесла ощутимые результаты. По данным И.Деланоэ, 230 полевых командиров после переговоров превратили сопротивление, а некоторые из них даже стали поддерживать на поле боя правительственные войска.
Со второй половины 2018 г. ЦПВС принимает непосредственное участие в организации возвращения и мониторинге хода восстановления мирной жизни и социально-экономической инфраструктуры на территориях, где начали функционировать сирийские государственные институты.
Благодаря активным действиям ЦПВС и российской военной полиции были созданы условия для возобновления деятельности миротворческих сил ООН, развернутых в районе разделения между Сирией и Израилем на Голанских высотах в соответствии с резолюцией СБ ООН 1974 г. №350. Работа международных наблюдателей в этом районе была приостановлена в 2012 г. по соображениям безопасности. Летом 2018 г. миротворцы ООН в сопровождении российской военной полиции совершили первое за шесть лет патрулирование в районе разделения.
В деле возвращения Сирии к мирной жизни большую роль играют российские саперы. После боевых действий на местах осталось много неразорвавшихся боеприпасов. Задачу по их обезвреживанию выполняют военнослужащие Международного противоминного центра Вооруженных сил Российской Федерации. В феврале 2017 г. к российским присоединились сирийские саперы, подготовленные российскими специалистами. За время их работы в экономической столице Сирии были обнаружены и обезврежены десятки тысяч взрывоопасных предметов, включая искусно сработанные мины-ловушки, в том числе рассчитанные на маленьких детей. Благодаря мужеству и профессионализму российских саперов город был возвращен его жителям. Сейчас Алеппо не узнать. На его улицах вновь кипит жизнь.
Руины Алеппо оказались буквально нашпигованы неразорвавшимися боеприпасами, минами-ловушками, самодельными взрывными устройствами. Среди найденных неразорвавшихся снарядов, мин и гранат были боепр пасы, произведенные в США, странах Евросоюза, Израиле, Турции. И в Алеппо, и в Пальмире, и в Дейр-эз-Зоре российским саперам противостоял умный и коварный враг. Им пришлось иметь дело со сложными и новыми способами установки террористами взрывных устройств. Среди них радиоуправляемые фугасы, фугасы, управляемые по проводам, установленные на неизвлекаемость, а также множество различных минных ловушек, производство которых боевиками из различных антиправительственных группировок было организовано в промышленных масштабах. Такие минные ловушки находили в стиральных машинах, холодильниках, пылесосах, под кроватями и диванами, в ванных комнатах. Понятно, что целью террористов в данном случае являлись гражданские лица.
Важную роль в гуманитарной составляющей деятельности российской армии в Сирии играли и продолжают играть военные медики. Для оказания медицинской помощи населению этой страны были развернуты на ротационной основе российские медицинские отряды специального назначения (МОСН) и врачебно-сестринские бригады в составе Центра по примирению враждующих сторон. По данным ЮНИСЕФ, за время гражданской войны более 50% сирийских больниц прекратили оказание услуг, а половина врачей покинули страну.
Российские военные из состава Центра по примирению враждующих сторон в Сирии приобрели опыт организации гуманитарных операций в новых для них условиях. Они не только оказывали помощь продовольствием и предметами первой необходимости, лечили раненых и больных, вели разминирование местности, но и убеждали противоборствующие стороны искать компромиссы, чтобы сирийцы не убивали сирийцев. Под гарантии сотрудников ЦПВС сотни антиправительственных группировок заявили о своей приверженности принятию и выполнению условий прекращения боевых действий.
Благодаря напряженной повседневной работе офицеров ЦПВС, военных инженеров, военных медиков в освобожденных от террористов районах САР постепенно налаживается мирная жизнь. По данным на начало 2019 г., в родные места уже вернулись более 1 574 000 сирийских граждан, из них свыше 1 266 800 внутренне перемещенных лиц и более 307 370 беженцев из-за рубежа. В основном пока это касается людей, нашедших временный приют в Иордании и Ливане. В 412 населенных пунктах, наименее пострадавших от войны, развернуты центры размещения беженцев на 1497650 мест.
Набирают темпы работы по восстановлению и ремонту разрушенного хозяйства. Се- годня они ведутся в 339 населенных пунктах провинций Алеппо, Дамаск, Дейр-эз-Зор, Латакия, Хама, Хомс, Деръа, Эс-Сувейда, Эль-Кунейтра. В числе восстанавливаемых объектов — школы и дошкольные учреждения, водонасосные станции, объекты энергообеспечения, хлебопекарни, жилые дома, ирригационные системы. Серьезной проблемой является острая нехватка рабочих рук, особенно квалифицированных строителей. На сегодняшний день это самая востребованная в Сирии профессия.
По данным Минобороны РФ, по состоянию на 18 декабря 2018 г. восстановлено 30 879 жилых домов, 713 образовательных и 118 медицинских учреждений. Отремонтировано 942 км автомобильных дорог. Проложено 860 км (за сутки – 1 км) линий электропередачи, введено в эксплуатацию 109 объектов водоснабжения, 126 хлебопекарен, 554 электроподстанции, 14 244 промышленных предприятия.
Таким образом, российское военное участие в борьбе с международными террористическими группировками дало сирийскому народу надежду на нормальную жизнь, надежду на мир. Оно также подтвердило способность России и ее армии решать задачи далеко от своих границ.
По мнению некоторых экспертов, России, российскому военному флоту нужна опора в Тартусе, причем не в прежнем виде «бензозаправки» (пункта материально-технического обеспечения ВМФ), а полноценной военно-морской базы по типу той, которая была в Камрани (Вьетнам). Её наличие значительно способствовало бы автономности ВМФ в Средиземноморье и Атлантике, расширило бы возможности проекции силы. Разумеется, понадобится и прикрытие с воздуха, то есть потребуется и военно-воздушная база под Латакией. Сторонники подобной точки зрения полагают, что на ближайшие годы, если не десятилетия Ближний Восток превращается в очаг серьезных угроз и рисков, на которые России все равно придется реагировать, в том числе и военным способом, так что было бы странно уходить с обретенного плацдарма, чтобы потом создавать новые с нуля.
Другая часть специалистов подчеркивает, что военные базы в таком нестабильном регионе и еще более нестабильном государстве, как Сирия, послужат постоянным яблоком раздора и центром притяжения террористической активности. Возможность сохранения российских баз в Сирии может реалистично рассматриваться только в случае решения основной задачи военной кампании – вытеснения и локализации вооруженных сил ИГИЛ за пределы основных провинциальных центров Сирии, а затем внутриполитического урегулирования многолетнего гражданского противостояния в стране. Российское военное присутствие должно быть принято широкими спектром сирийских политических сил и признано ими в качестве фактора стабильности. Если же оно будет основано на договоренностях только с правительством Башара Асада, любая смена власти (а в долговременную устойчивость нынешней политической модели не верит практически никто из экспертов) спровоцирует очень опасную напряженность вокруг нашего военного объекта.
Военное вмешательство России, безусловно, изменило и баланс сил, и всю военно-политическую обстановку в Сирии. Были укреплены позиции правительства, улучшено моральное состояние армии, ослабели позиции джихадистов и ста-а сужаться зона их контроля. Правительственные войска и их союзники наступали, джихадисты были ослаблены и отступали. Все это не означало «победу» или «путь к победе» баасистского
режима, но открывало возможности для конструктивных переговоров.
Турция и Сирия
Особенностью многослойной ситуации в Сирии было то, что и внешние и внутренние акторы проводили свою собственную политику и зачастую вели свою собственную войну. Один из ярчайших примеров этого – политика Турции в связи с военными действиями в курдских районах Сирии. В турецкой элите и, в целом, в турецком обществе шла внутренняя борьба между светской и религиозной тенденциями, между сторонниками умеренной исламистской Партии справедливости и развития и полумасонской и прозападной группировкой Фетхуллаха Гюлена, жившего в эмиграции в США. Россия предпочитала бы мирное, политическое решение курдского вопроса в Турции (и не только в Турции).
За несколько лет до начала «арабской весны» турецко-сирийские отношения развивались вполне успешно. Стороны запустили несколько интеграционных проектов, нацеленных на стимулирование двусторонней торговли и экономического сотрудничества, сняли противоречия в вопросе вододеления пограничной реки Аси, отменили визовые ограничения, провели ряд совместных военных учений. В тот период главной задачей на сирийском направлении Р.Эрдоган считал взаимодействие с Б.Асадом
в пресечении попыток курдов создать автономное образование на севере и северо-востоке САР.
Дружба закончилась в 2011 г., когда в Сирии вспыхнули массовые антиправительственные волнения. В Анкаре решили, что дни сирийского президента сочтены, и Турция открыто поддержала сирийскую оппозицию. Присутствовал в этом и религиозный подтекст. Выступив на стороне Саудовской Аравии и Катара в их противостоянии с сирийскими алавитами и Ираном, турки чётко обозначили свою солидарность с суннитами Ближнего Востока.
В отличие от Вашингтона, декларировавшего тезис о том, что любой исход сирийского кризиса должен гарантировать религиозный и этнический плюрализм, Анкара стремилась максимально поддержать близкие ей суннитские группировки. Что касается альянса с аравийскими монархиями, то, за исключением Катара, идеологически близкого правящей в Турции Партии справедливости и развития, он носил откровенно ситуативный характер. Турция даже попыталась взять на себя роль проводника требований оппозиционных группировок. Слишком сильным оказался соблазн, используя кризис в САР, разом решить важнейшую внутриполитическую проблему страны – курдскую, в том числе силовым путём, а заодно повысить влияние в регионе.
Весной 2011 г. Турция внимательно следила за ситуацией в Сирии. Премьер-министр Эрдоган дважды провел телефонные переговоры с Асадом, министр иностранных дел Ахмет Давутоглу посредством СМИ и по дипломатическим каналам выразил необходимость проведения в Сирии эффективных реформ для мирного преобразования страны. У Турции с Сирией давние соседские отношения, нельзя пренебрегать тем фактом, что в последние годы между странами в положительном русле развились многосторонние отношения. Рассматривая турецко-сирийские отношения, можно отметить, что вплоть до августа 2011 г. Турция проводила в отношении событий в Сирии взвешенную политику.
Ситуация изменилась после военной операции, проведенной сирийской армией в городе Хама в начале августа 2011 г. То, что операция была проведена именно перед началом Рамадана, связано с тем, что в этот месяц мусульмане имеют больше возможностей для общения и встреч в мечетях, а значит, имеется больше возможностей для организации антиправительственных акций. Именно этот факт мог подвигнуть сирийское руководство на проведение операции в данный период. Турция резко отреагировала на события в Хаме. Таким образом, с августа 2011 г. отношения с Сирией резко ухудшились. Если еще 6-7 месяцев назад Сирия, которая рассматривалась как «стратегический партнер» и с которой проводились «совместные заседания кабинетов», теперь превратилась в «проблемного соседа». После того как в начале августа силы Асада вторглись в город Хама, Турция, долгое время проводившая сдержанную в отношении сирийского руководства политику, забыла принцип «ноль проблем с соседями».
В результате в Турции стал базироваться созданный в августе 2011 г. так называемый Сирийский национальный совет, в состав которого вошли как оппозиционные политики, так и сирийские «Братья-мусульмане» (структура, запрещённая в России). Турция также предоставила свою территорию для размещения отрядов Свободной сирийской армии и подписалась под решением ЛАГ от 3 декабря 2011 г. о введении против САР жёстких экономических санкций. Кроме того, Анкара поддержала
политически и оружием ряд джихадистских группировок, включая филиал террористической организации «Аль-Каиды» – «Джабхат ан-Нусру».
С территории Турции они регулярно снабжались оружием и боеприпасами, были налажены беспрепятственный приток живой силы и лечение раненых боевиков. Анкара также неоднократно заявляла о возможности военного вмешательства в случае, если сочтёт ситуацию в Сирии угрожающей её безопасности. Правда, на том этапе турки говорили о готовности пойти на такой шаг только в составе коалиции стран НАТО или под эгидой ООН.
Турецкое руководство восприняло восстание в Сирии как свою внутреннюю проблему. Турция на различных платформах в резкой форме критиковала применение силы в отношении народа, она открыла двери для сирийцев, покинувших свои дома, и способствовала проведению на своей территории совещаний сирийской оппозиции. Турция наиболее активно поддерживает свободную сирийскую армию (ССА), ведущую партизанскую войну в Сирии. Ее командиры руководят операциями своих сторонников с турецкой территории. В Дамаске больше всего опасаются, что Анкара реализует свои угрозы создать на границе двух стран буферную зону, которая будет находиться под защитой турецких вооруженных сил. В окружении Б.Асада предполагают, что этот район станет плацдармом для Свободной сирийской армии, а в перспективе, возможно, и для «теневого правительства», объединяющего противников режима.
Заинтересованность Турции и ее президента Р.Эрдогана в сохранении ИГ как партнера (контрабанда нефти, зерна и муки, археологических артефактов, продажа оружия и выкуп заложников – многомиллиардный бизнес для некоторых турецких фирм) и противника сирийских и иракских курдов до определенного времени сдерживала контртеррористическую коалицию, членом которой Анкара является, но личная неприязнь Эрдогана и Обамы зашла слишком далеко, чтобы Вашингтон перестал с этим считаться.
Президент Р.Эрдоган с его взрывным характером и амбициями по превращению Турции в новую Оттоманскую Порту, получив возможность сохранить контроль над однопартийным правительством, может сосредоточиться на изменении конституции, пытаясь реализовать проект превращения парламентской республики в президентскую – и, не исключено, добьется успеха. С другой стороны, он с такой же вероятностью способен начать очередную внешнеполитическую авантюру в Сирии, будь то попытка выкроить там «буферную зону» под предлогом защиты интересов туркоманского населения, удар по позициям курдов либо масштабная поддержка исламистов в районе Алеппо, традиционно считающемся зоной турецких интересов. Причем первый и третий сценарии сталкивают Турцию с Ираном в условиях, когда ее действия не поддержит Вашингтон, о чем Эрдоган знает, а второй – прямо противоречит планам Соединенных Штатов ударить по «столице ИГ» Ракке, который они готовят, имея в запасе в качестве главной атакующей силы именно курдов.
Если по курдскому вопросу позиции Турции и США заметно расходились, то активно лоббируемую Р.Эрдоганом идею создания в Сирии «зон безопасности» США и аравийские монархии безоговорочно поддержали. Однако после того, как российские ВКС в сентябре 2015 г. приступили к «зачистке» позиций террористов, турки от идеи создания подобных зон отказались.
России и Турции в Сирии пришлось пройти через болезненный кризис отношений, пиком которого явились уничтожение турецкой ракетой в ноябре 2015 г. бомбардировщика Су-24М и гибель российских пилотов. Несмотря на сильнейший нажим со стороны США, Анкара отказалась направлять свои вооружённые силы для наземной операции против ИГИЛ. Но финансирование, снабжение оружием и политическая поддержка ряда антиправительственных группировок со стороны Турции продолжились Несмотря на сильнейший нажим со стороны США, Анкара отказалась направлять свои вооружённые силы для наземной операции против ИГИЛ.
Собственно, турки и не скрывали, что делают это ради достижения главной цели – смещения Б.Асада и установления в Сирии суннитского режима с влиятельной протурецкой составляющей, враждебной курдам. Последовавшие вслед за этим успехи армии САР и поддерживающих её проиранских группировок при определяющей роли российских ВКС заставили турок скорректировать свою стратегию в Сирии, заметно сузивкруг поставленных задач, временно исключив из него такую цель, как отставка Б. Асада. Лишь по одному – курдскому – направлению цели Анкары остались неизменными, и турецкая армия, нарастив присутствие в приграничных с САР районах и инициировав боестолкновения с Отрядами народной самообороны сирийских курдов, провела операцию «Щит Евфрата» (ноябрь 2015 – март 2016 г.) по их вытеснению из района Азаз – Джераблус. Официально целью боевых действий был объявлен разгром ИГИЛ, отряды которой также были потрёпаны в ходе боёв и покинули этот район.
Опасения насчет возможного столкновения России и Турции в Сирии рассматривать всерьез не стоитло шантаж и угрозы – обычный стиль Р.Эрдогана, который привел к его фактической изоляции в руководстве стран НАТО. Политика «ноль проблем с соседями», выдвинутая в начальный период его правления бывшим главой МИДа и нынешним премьер-министром А.Давутоглу, за последнее десятилетие привела к тому, что нет ни одного соседнего с Турцией государства, у которого не было бы с ней конфликта той или иной степени. Анкаре не имеет смысла всерьез накатывать на Москву в условиях острого противостояния с Ираном из-за разногласий по Сирии.
В результате взаимных встречных подвижек в течение второй половины 2016 г. отношения Москвы и Анкары заметно потеплели и к концу периода нормализовались. Это позволило в январе 2017 г. запустить процесс в Астане, в ходе которого Турции пришлось ограничить свои требования признанием зоной её интересов приграничных районов северной Сирии от Африна до Манбиджа.
Судя по развитию событий, туркам удалось добиться признания правомочности их требований от других участников процесса в Астане. Следом пришла очередь операции «Оливковая ветвь» в Африне (январь – март 2018 г.). Правда, развить её далее на восток туркам не удалось: на границе Манбиджа продвижение подразделений спецназа турецкой армии и их прокси – Сирийской свободной армии – остановили американцы. Турки удовлетворились показным патрулированием вместе с вертолётами США вдоль реки, отделившей от них Манбидж и территорию к востоку от него.
Ещё одной цели Анкара продолжает добиваться в Идлибе, где турки контролируют примерно 50 % территории, имеют более двух десятков хорошо укреплённых опорных пунктов и создают подчинённые себе политические структуры. При этом они не торопятся, а скорее всего и не хотят, обострять отношения с мощной группировкой джихадистов «Хайат Тахрир аш-Шам», надеясь постепенно договориться о дележе провинции на зоны влияния.
Удары российских ВКС по позициям и складам террористов интерпретируются турецкими властями и СМИ как удары, от которых страдает мирное население, но тон комментариев спокойный. Главной задачей для Анкары является закрепление подконтрольных ей группировок – Сирийской свободной армии и «Ахрар аш-Шам» – в западной, а если окажется возможным, то и в центральной части провинции Идлиб и создание там суннитских политических структур в качестве будущей оппозиции Дамаску
с тем, чтобы в ходе последующего процесса мирного урегулирования добиться вхождения их представителей в руководящие структуры САР.
Отметим также, что строить в Турции АЭС «Аккую» на условиях, которые согласовал «Росатом», не будет больше никто. Превращение Турции в энергетический хаб мирового значения и главный транзитный узел по поставке газа в Южную и Восточную Европу зависит именно от России с ее проектом «Южный поток», трансформированным в «Турецкий поток». Для того чтобы эта задача была реализована, мало действующей трубопроводной системы, которая связывает Турцию с Азербайджаном, и надежд на Транскаспийский газопровод, призванный вывести на рынок ЕС природный газ Туркменистана (ТКГ).
Последний проект на текущий момент в условиях жесткого оппонирования его реализации со стороны России и Ирана и заинтересованности Китая в ресурсной базе ТКГ не более реален, чем трубопровод в Турцию с Аравийского полуострова. В свое время Асад отказался дать Дохе, Эр-Рияду и Анкаре согласие на его прокладку, что во многом, как считают некоторые аналитики, и стало первопричиной кампании по его свержению.
Иран и сирийский конфликт
Иран во многом определил основные параметры развития сирийского кризиса. От позиции Ирана в значительной степени зависит прекращение военной фазы сирийского конфликта. РФ и Иран сотрудничают в деле достижения мира в Сирии, однако в их видении путей выхода из кризиса наблюдаются определенные разночтения. В то же время отношения России и Ирана определяются куда большим кругом вопросов взаимного интереса и не ограничиваются лишь сирийской проблемой. Иран признает ведущую роль РФ в урегулировании сирийского вопроса.
На начальном этапе «арабской весны» в Иране в целом позитивно были встречены революционные события в арабских государствах. В Тегеране прошли многотысячные митинги и демонстрации в поддержку арабских революционных движений, на которых выступили рахбар Али Хоменеи и президент Махмуд Ахмадинежад. Складывавшаяся в регионе обстановка, по мнению иранских руководителей, способствовала осуществлению далеко идущих внутренних и внешнеполитических планов Тегерана.
В Иране полагали, что свержение недружественных ИРИ арабских режимов укрепит ее позиции на Ближнем Востоке и отвлечет внимание Запада от иранской ядерной программы. С самого начала событий Арабского пробуждения иранское руководство с целью сплочения и мобилизации масс пыталось представить революционные движения как продолжение иранской исламской революции 1979 года, чтобы подчеркнуть верность избранного властью политического курса и избежать новых внутренних потрясений.
Начавшиеся 15 марта 2011 г. революционные события в Сирии стали самым тяжелым испытанием для внешней политики ИРИ в отстаивании ее завоеваний на Ближнем Востоке. Иран за последние два десятилетия превратился в одну из влиятельных держав в регионе и, конечно, не желает того, чтобы происшедшие перемены отрицательно сказались на его роли в ближневосточных делах. В результате военно-политического, экономического, стратегического союза с Сирией Ирану удалось сорвать формирование США единого арабского фронта против ИРИ. Дамаск служил проводником политики Ирана в Ливане.
Стратегический альянс Тегерана и Дамаска сложился во время противостояния режиму С. Хусейна и укрепился в ходе сопротивления Израилю и конфронтации с США. Тяготение Дамаска к Тегерану объясняется также принадлежностью президента Б. Асада и многих его соратников к алавитам, близким по вероисповеданию к шиитам. В 2004 г. в развитие сотрудничества между Сирией и Ираном был заключён договор о взаимной обороне. Исламская республика еще в начале сирийского кризиса предупреждала своих ближневосточных соседей, что в случае внешнего вмешательства в дела Сирии она незамедлительно придет на помощь своему союзнику.
С началом сирийской гражданской войны ИРИ стала её непосредственным участником. Основной союзник Ирана в регионе – «Хизбалла» – также приняла в конфликте сторону Б.Асада. Начиная с 2011 г. Тегеран предоставил сирийским властям технологии для мониторинга электронной почты, сотовых телефонов и социальных сетей, а с 2012 г. оказывает им помощь в обучении и вооружении армии и проведении разведопераций.
По сообщениям западных СМИ, к декабрю 2013 г. в Сирии насчитывалось порядка 10 тыс. иранских военнослужащих. Кроме того, непосредственно участвовали в боевых действиях несколько тысяч бойцов «Хизбаллы». В 2014 г. появились сообщения, согласно которым Иран активизировал поддержку Б.Асада, предоставив в его распоряжение элитные команды для сбора разведывательных данных и подготовки войск.
Но по мере развития событий в Сирии, направленных против существующего в САР режима, Тегеран уже не мог рассчитывать на прежний уровень поддержки Дамаском своих интересов в регионе. Показательным в этой связи стала поддержка сирийским правительством, вопреки отношениям с Ираном, военной операции стран Персидского залива на Бахрейне, что продемонстрировало всю степень остроты расколов прежних союзов в регионе. К тому же, с учетом сирийских событий, многие политические силы Лива- на начали менять свое отношение к Ирану. ИРИ также опасалась, что смена режима в Сирии может отрезать ему пути оказания помощи ливанской «Хизбалле», а также отрицательно сказаться на ее позициях в Ираке. Более того, под влиянием США такие страны, как Турция и Египет, начали пересматривать характер связей с Ираном в результате поддержания Тегераном жестких действий сирийского режима в отношении своего народа.
Иранские руководители вначале либо игнорировали революционные события в САР, либо характеризовали их как «американо-сионистский заговор».
В дальнейшем Иран начинает пересматривать ситуацию в Сирии и тщательно взвешивает возможные последствия сирийского кризиса для иранских позиций в регионе. Действительно, сегодня главную угрозу для иранских позиций на Ближнем Востоке представляют сирийские события. Без преувеличения можно сказать, что сирийский кризис оказывает непосредственное влияние на внешнюю и внутреннюю политику Ирана. При любом вероятном исходе событий в Сирии иранские позиции на Ближнем Востоке могут серьезно пострадать, что скажется на ослаблении перспектив реализации планов Тегерана по ядерной программе и может поколебать внутриполитическую стабильность в ИРИ.
Иранская правящая элита рассматривает революционные события в арабских странах как часть исламского пробуждения. Иран опасается, что смена режимов в арабских странах может укрепить суннитское направление в исламе и ослабить его позиции в регионе. Победа революции в САР подорвет моральный авторитет власти в Иране. Это поколеблет уверенность режима и усилит внутренние разногласия.
Но, несмотря на указанные трудности, с которыми сталкивается Иран в связи с арабскими революциями на Ближнем Востоке, ИРИ вряд ли так просто уступит свои позиции в регионе. В Тегеране хорошо осознают, что Иран сегодня стоит перед лицом большой угрозы и должен готовиться к борьбе за выживание. В то же время возможности Ирана вести открытую борьбу ограничены. Неблагоприятная экономическая ситуация в стране ставит иранскую экономику в зависимость от ценообразования на мировом нефтяном рынке. А введение санкций сдерживает экономические и политические маневры режима. Правящая элита Ирана поддерживает революционные события в арабских странах, пытаясь эксплуатировать эту парадигму в интересах укрепления своих внутренних и внешних позиций.
Представители европейских и американских спецслужб неоднократно заявляли, что сотни иранцев участвуют в боевых действиях, нередко командуя отдельными подразделениями правительственных войск. В качестве основного пути проникновения иранских военнослужащих на территорию Сирии западные СМИ называют центральные районы Ирака. Утверждается также, что Иран несёт непосильные расходы на проведение военной кампании. По сообщениям западных СМИ со ссылкой на данные ООН, правительство ИРИ тратит на эти цели не менее 6 млрд. долл. в год. Официальные лица Ирана, в том числе представители МИД, неоднократно заявляли, что в Сирии присутствуют иранские военные советники, но Тегеран не осуществляет поставок оружия и не отправляет войска.
Тегеран выступает участником нескольких переговорных групп по ситуации в САР. Ещё в 2015 г. он присоединился к Женевским мирным переговорам и был привлечён к переговорам в Вене. Сходная по многим пунктам позиция значительно укрепила взаимопонимание и сотрудничество в треугольнике Россия – Иран – Турция.
Принимая во внимание общую угрозу терроризма, а также необходимость сохранения территориальной целостности Сирии, Тегеран вместе с Москвой и Анкарой участвует в трёхсторонних мирных переговорах в Астане по урегулированию сирийского кризиса. Благодаря такому сотрудничеству были созданы зоны деэскалации, зачищены от террористов крупные города и территории. Кроме того, и Турция, и Иран готовы принимать самые жёсткие меры против создания курдской автономии на территории САР.
Ухудшение экономического положения Ирана вследствие выхода США из «ядерной сделки» и введения новых санкций оказывает своё влияние на настроения в иранском обществе. С начала 2018 г. в различных областях ИРИ вспыхивали протесты, участники которых, помимо прочего, требовали от властей обратить внимание на проблемы населения вместо поддержки военных действий за рубежом.
Учитывая возросшее в последние годы явное и скрытое влияние Ирана и его сторонников в ближневосточном регионе, Москве и Анкаре придется приложить немало усилий, чтобы мирные конференции, будь то в Астане, Сочи или Женеве, не только состоялись, но и принесли существенные результаты, способные стать прочной основой для окончательного решения сирийского вооруженного конфликта. С другой стороны, нельзя исключать, что даже в случае достижения поставленных задач Сирию в будущем может ожидать серия военных переворотов и революций. Представляется, что для Ирана присутствие в Сирии является одной из ключевых стратегических задач и Тегеран не остановят затраты на поддержку Б.Асада, даже несмотря на риск ухудшения экономического положения страны.
Сирийский кризис и Казахстан
В свое время в экспертном сообществе широко обсуждалось возможное вторжение в Центральную Азию (ЦА) исламистских террористических группировок, костяк которых составляют выходцы из стран СНГ. При этом озвучиваются сильно разнящиеся данные о численном составе террористических группировок, якобы уже сконцентрированных на границах с Туркменистаном, Таджикистаном и Узбекистаном, т.е. эксперты не располагают конкретной и реальной информацией о джамаатах, сформированных выходцами из стран ЦА, Северного Кавказа и России.
По данным спецслужб, в составе объединенной сирийской оппозиции, выступающей против правительственных войск, наряду с такими экстремистскими организациями, как «Джабхат ан-Нусра», «Исламский фронт», «Ахрар аш-Шам», «Джейш аль-Мухаджирин валь-Ансар», воюют два джамаата, укомплектованные выходцами из стран ЦА – «Катайиб Имам Аль-Бухарий» (КИБ) и «Джамаат Абу-Салоха» (ДАС).
Циркулировала информация, что в ИГИЛ существовала боевая группа «Мавераннахр», куда входят представители и добровольцы из Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана. Именно этому центральноазиатскому подразделению, по мнению некоторых экспертов, будут направлены деньги для организации серии терактов в регионе, включая Казахстан. По некоторым данным, ИГИЛ намерен дестабилизировать ситуацию в Узбекистане через южный Кыргызстан. В дальнейшем нельзя было исключать наращивание атак против РК.
Идеологические центры экстремистов, как и тренировочные лагеря, и лидеры – находились за пределами Казахстана. Система нелегального перевода денег только формируется, а количество боевиков пока ещё не является внушительным. Метод взаимодействия террористических группировок в Казахстане напоминает модель сетевого маркетинга. Только лишь с тем отличием, что сетевые структуры террористических организаций в Казахстане имеют не вертикальный, иерархический, а горизонтальный характер. Система связей расположена на одном уровне, где все узлы более-менее равноправны и автономны.
Для того, чтобы понимать ситуацию, необходимо обратить внимание и на основные причины такого резкого увеличения активности экстремистов на территории Казахстана. Эти причины могут быть условно разделены на две группы: социальные и политические. Эксперты обращают внимание на тот факт, что сегодняшние моджахеды сильно отличаются от тех, кто стоял у истоков создания Исламского Движения Узбекистана и Союза Исламского Джихада. В конце 1990-х гг. у исламистов была очевидно мотивированная и главная цель – создание исламского государства на территории ЦА. В настоящее время моджахеды, выходцы из ЦА, – это наемники, воюющие там, где больше заплатят. Поэтому будущее боевиков и территории следующих войн будут определять не сами группировки, а их стратегические и финансовые покровители.
По мнению ряда экспертов, ИГИЛ – проект американских спецслужб, хотя формально оно контролируется ваххабитами. При этом все ваххабитские монархии Персидского залива это экономически самостоятельные страны, но без самостоятельной военной политики. Цель ИГИЛ более масштабная, чем дестабилизация Узбекистана. Как было заявлено, конечной мишенью для ИГИЛ станут мусульманские (волжско-уральские) регионы РФ и Казахстан.
В СМИ циркулирует непроверенная информация, что в лагерях ИГИЛ идет боевая подготовка этнических казахов среднего и младшего возрастов из разных регионов: Уральска, Актобе, Кзыл-Орды. Если раньше для боевиков, базирующихся в Афганистане и Пакистане, объектом были две страны – Таджикистан и Кыргызстан – как плацдарм для удара по Узбекистану, то сейчас стало ясно, что названные страны являются лишь частью общей цели. Теперь речь идет о таких странах, как Казахстан, Туркменистан и Россия, утверждают некоторые аналитики.
Тем самым, делают вывод информированные специалисты, США и их ваххабитские союзники определили для себя, что Казахстан перестал быть страной, которую нельзя трогать. Казахстан в их глазах стал страной ЕАЭС, поэтому режим там должен быть изменен.
Казахстан также является государством, подвергающимся опасности активных действий террористов «Исламского государства», хотя и не столь серьёзной. В принципе, ещё около 15 лет назад эксперты предрекали Казахстану рост активности исламских экстремистов, который они связывали с ситуацией в Афганистане и соседних странах. на сегодняшний момент можно констатировать устойчивую тенденцию к радикализации населения, а также рост количества групп нетрадиционной религиозной направленности. Некоторые эксперты всерьёз рассматривали Казахстан как одну из платформ для будущего создания «Исламского Халифата», который может возникнуть в результате серии переворотов или войн на территории Средней Азии.
В экспертном сообществе не существует единого мнения относительно масштабов угрозы со стороны международного терроризма и религиозного экстремизма странам ЦА и конкретно Казахстану. Однако, нельзя исключать, что государства региона могут стать объектами активности указанных сил, что требует принятия превентивных мер со стороны правоохранительных органов и спецслужб стран ЦА, а также в рамках ОДКБ и ШОС.
Задачу Казахстану усложняет противоречивая ситуация в регионе, формирующаяся под влиянием вступления России в вооруженный конфликт в Сирии. Важным и резонансным событием для Каспийского региона стали ракетные удары, произведенные РФ по территории Сирии с Каспия в 2015 г.
Объективно вмешательство России в сирийский конфликт и согласованные с Ираном ракетные удары со стороны Каспия закрепляли российско-иранские особые отношения, открывали новые возможности для военно-промышленного комплекса России на иранском рынке, а также и расширяют трещину между иранским руководством и западными лидерами.
Другой важной темой традиционно является вопрос прокладки трубопроводов по дну Каспия. Прозвучавшее в ходе саммита в Астрахани утверждение Туркменистана о том, что строительство на Каспии трубопроводов – «это суверенное право государств, по участкам дна которых они проходят», подтверждает, что многие принципиальные вопросы все еще далеки от решения. Военный фактор стал дополнительным козырем России в сложном диалоге с ЕС и США по транскаспийским трубопроводам. Сознательно или по объективным причинам Россия включает на Каспии форматы военного торможения энергетических проектов.
Разыгрывание военной карты также означает закрытие водоема для иностранных инвесторов, что может поставить в сложное положение уже действующие и проектируемые транспортные и энергетические проекты в Каспийском регионе. Ситуация с участием России в сирийском конфликте поднимает вопрос о том, какова реальная природа взаимоотношений прикаспийских стран в акватории водоема, степень их взаимодействия и насколько успешен их политический диалог.
Интересно, что Россия и в некоторой степени Иран, предпринимавшие серьезные усилия по закрытию региона от внешнего мира, благодаря сирийской военной кампании сами становятся движущей силой интеграции региона в военные процессы на Ближнем Востоке. И с этим фактическим положением дел казахстанской дипломатии придется считаться в будущем.
Выводы
Сирийский кризис стал одним из наиболее продолжительных в современной истории Ближнего Востока и непосредственно затронул или повлиял практически на все страны региона. Семилетняя война с участием многочисленных внешних и внутренних сил сказалась как на ситуации в отдельных государствах, так и на их отношении к сирийским событиям.
Гуманитарный кризис в САР, ставший следствием затяжного гражданского конфликта, можно назвать самым масштабным в современной истории.
Конфликт в Сирии приобрел ярко выраженный межконфессиональный характер: террористические группировки «Исламское государство» (ИГ) и «Джабхат ан-Нусра» (ДаН), а также незаконные вооруженные формирования (НВФ), в рядах которых сегодня абсолютное большинство – исповедующие радикальный исламизм джихадисты, всеми силами пытаются уничтожить уходящие в глубь веков традиции мирного сосуществования приверженцев различных этносов и конфессий.
Сирия – страна древнейшей, шеститысячелетней цивилизации, причем городской – в городах живет половина населения. Это светское секулярное государство, вполне модернизированное. Города достаточно европеизированы. Сирийская верхушка, будь то алавитская или суннитская, хочет жить по меркам цивилизованного западного мира. В этом отношении ориентация сирийского общества в целом, а не только алавитской или суннитской верхушки, друзов, курдов и так далее – стремление к подобию европейской модели общества. В Сирии тоже есть племенные сообщества, порядка 40 бедуинских кланов, но они не имеют того влияния, которым пользуются племена в Афганистане.
Сирийцы в массе своей живут интересами большого мира, а не только своей маленькой общины. И для сирийца война – это катастрофа, нечто экстраординарное, не случайно ИГИЛ в Сирии в основном (в значительно большей степени, чем в Ираке) состоит из пришлых людей.
Среди экспертов превалирует точка зрения, что политическому урегулированию должно предшествовать военное подавление и вытеснение ИГИЛ. В условиях гражданской войны, отсутствия контроля над значительной частью территории, а также прямой и явной угрозы со стороны ИГИЛ всем социальным и этническим группам общества проведение корректных и адекватных реальным настроениям выборов представляется невозможным ни с технической, ни с политической точки зрения. В голосовании, проведенном в такой обстановке и лишь в отдельных провинциях, вероятнее всего, победит Б.Асад, но смысла в этой победе будет мало, поскольку ее не признает законной ни большая часть сирийского общества, ни западная коалиция.
Другая точка зрения состоит в том, что ключевое звено в международных антитеррористических усилиях – именно Сирия, и до тех пор, пока самими сирийцами при международном содействии не будут согласованы параметры переходного периода и не начнется реальный политический процесс, решающих успехов в борьбе с ИГИЛ ожидать трудно. Поэтому речь должна идти о выработке – пусть и параллельно с боевыми действиями – приемлемой для всех модели будущего государственного устройства.
По мнению ряда американских аналитиков, гражданская война в Сирии будет продолжаться еще многие годы. Изнутри страна представляет собой эклектическую смесь многочисленных группировок и групп интересов. Наиболее сильными среди них являются остатки баасистского режима Асада. Различные суннитские группировки боевиков продолжают удерживать отдельные территории в основном к югу от Дамаска на границе с Иорданией. Постоянно меняющие свои названия группировки джихадистов и их сподвижников контролируют зоны, которые могут существенно варьироваться по размеру. Воспользовавшись воцарившимся в стране хаосом, сирийские курды смогли сформировать хрупкое квази-государство, будущее которого, в лучшем случае, неопределенно. На данный момент оптимальной для Сирии моделью представляется Ливан, только в большем по размеру масштабе. В худшем случае страну ждет тридцать лет непрекращающейся войны.
Эта война будет идти, а в некоторых случаях уже идет, как минимум на пяти фронтах. Первый фронт представляет собой столкновение между сторонниками светских режимов и исламистами. Второй фронт – это борьба между преимущественно суннитскими религиозными группировками. На третьем фронте происходит межконфессиональный конфликт между суннитами и шиитами. Столкновения на четвертом фронте идут между Ираном и Турцией – двумя региональными державами, переживающими подъем. Пятый фронт – это самый высокий уровень, которого в конечном итоге достигают все конфликты на Ближнем Востоке. На протяжении более двух столетий страны Ближнего Востока были пешками на шахматной доске великих держав. Перечень внешних сил, которые открыто принимают участие в военных действиях в Сирии и Ираке поражает: США, Россия, Австралия, Бельгия, Канада, Дания, Франция, Голландия и Великобритания.
Вашингтон, скорее всего, и в дальнейшем будет поддерживать своих союзников на Ближнем Востоке. Такая поддержка позволит решить сразу две геополитические задачи на перспективу:
- Ослабление Ирана. Образование суннитского (демократического или салафитского) государства на месте Сирии прерывает «шиитский пояс», связывающий Иран с Ливаном;
- Ослабление России и Китая. После падения режима последует антироссийская пропаганда со стороны салафитов, что уже является прямой угрозой для национальной безопасности России на ее южных границах. Салафитская пропаганда представляет опасность и для Китая, особенно в СУАР на границе с Казахстаном.
От исхода сирийского кризиса зависит расстановка сил на Ближнем Востоке. Здесь столкнулись интересы Саудовской Аравии и ИРИ, каждая из которых претендует на статус стержневого исламского государства. Абсолютно ясная позиция обеих стран наглядно представила миру существующие внутри исламского мира глубинные противоречия.
Наиболее вероятным представляется сценарий, в котором Сирия в конечном счете будет разделена на три основные части. Одна из них будет контролироваться останками режима Асада с сохранением контроля над крупными городами и прибрежными районами, где сконцентрированы алавиты. Вторая часть страны отойдет сирийским курдам. Третий район будет представлять территорию хаоса, на которой будут господствовать арабы-сунниты.
Вполне возможно, что в течение от одного до трех лет действующие в Сирии силы, известные на данный момент под названиями ИГИЛ и «Аль-Каида», утратят контроль над своими территориями. Однако проблема заключается не в том, чтобы победить эти организации и освободить занимаемую ими территорию, поскольку эта задача вполне реализуема при условии наличия достаточного количества вооруженных сил и поддержки извне. Проблема заключается в том, что эти группировки восстановятся и вновь захватят утраченные ими территории, если только эти территории не будут заняты иностранными войсками.
Однако гражданская война не останется только в пределах Сирии. Даже если США и России удастся удерживать радикальных исламистов внутри страны, Сирия уже стала полем боя для сил, которых поддерживают различные ближневосточные страны. В этом отношении Россия и США также преследуют общую цель, хотя время от времени между ними могут возникать и разногласия. Для США основная угроза заключается в том, что какая-либо страна или группа стран вдруг займет доминирующее положение в регионе.
США рассматривают ИГИЛ и связанные с ним группировки не только как угрозу исламского терроризма, но и как возможную силу, объединяющую мир арабов-суннитов против США. Кроме того, США считают эти группировки непосредственной угрозой странам, на которые опираются США в вопросе обеспечения баланса сил в регионе, т.е. для Египта, Иордании и Саудовской Аравии.
Вот уже много десятилетий между США и Турцией развиваются союзнические отношения. Турция является членом НАТО. Но по мере укрепления и развития страны у нее возникает все больше разногласий с Вашингтоном по ключевым вопросам национальных интересов. Турция еще недостаточно сильна, чтобы бросать США вызов по этим вопросам, но это время наступит. Когда это произойдет, США захотят быть уверенными в том, что Турция не сможет беспрепятственно доминировать на Ближнем Востоке.
Это еще одна область общих интересов России и США. Важной частью баланса сил является также Иран. И здесь пересечение интересов США и России представляется более сложным. Американцам нужна помощь Ирана, и в долгосрочной перспективе Иран призван сыграть роль противовеса Турции. Однако США не допустят, чтобы Иран обладал ядерным оружием. Они будут блокировать любые попытки Ирана доминировать в регионе и не дадут Турции создать объединенную силу арабов-суннитов.
Между США и Россией нет полного согласия на Ближнем Востоке. Однако их разногласия не идут ни в какое-либо сравнение с уровнем противостояния времен холодной войны. Обе страны стремятся ограничить распространение исламистской идеологии и не позволить какой-либо стране или группе стран на Ближнем Востоке бросать вызов их интересам. Они, так или иначе, будут продолжать соперничать, поддерживая, например, группировки в Сирии, борющиеся по разные стороны баррикад. Однако конечная цель у них одна: сделать так, чтобы проблемы Ближнего Востока не выходили за пределы Ближнего Востока.
Возвращение из сирийского похода без «потери лица» и возрастания рисков для России возможно лишь путем срочных усилий по установлению взаимодействия с Западом и заинтересованными региональными акторами для совместной борьбы против ИГИЛ и дискуссии о послевоенном политическом урегулировании. Это и условия ухода Асада, и гарантии ему, его окружению и алавитам, и обеспечение территориальной целостности Сирии с учетом интересов всех этнических и религиозных групп.
Россия спасла официальный Дамаск от падения, однако она не может позволить себе оказаться заложницей лишь одной сирийской группировки, перспективы которой крайне неопределенны даже при столь активной российской поддержке. Россия выполнила грязную работу за США. Она предотвратила падение режима Асада, укрепив его в борьбе против ИГИЛ.
Обстановка вокруг российского участия меняется стремительно. Сирия – ключевой, но не единственный элемент. Принципиальным же для выработки «стратегии выхода» является способность сформулировать, что считать моментом, когда цель прямого вооруженного участия России в сирийском кризисе будет достигнута.
Таким образом, по мнению западных экспертов, ближайшее будущее Сирии представляется достаточно мрачным. Война и выступления исламистов будут продолжаться многие годы. ИГИЛ и «Аль-Каида» будут терпеть поражения, но победить их так и не удастся. Турция будет становиться все сильнее и сильнее, Саудовская Аравия слабеть, а Иран будет строить свои стратегические планы. Курды продолжат свою борьбу за собственную государственность. Но при таком состоянии хаоса, ни США, ни России так и не удастся «умыть руки» и дистанцироваться от ситуации в регионе.